73-летний Валентин Никитченко, петербургский фотограф, много лет снимает акции протеста и политические суды в России. В интервью Север.Реалии он рассказал о своем военном прошлом, "главной военной тайне" страны и сайте valenik.ru, где регулярно размещает фотографии участников политических акций.
Полтора месяца назад к Никитченко домой пришли трое полицейских. Они предложили ему "корвалола", а сами принялись проводить "осмотр". Полицейские забрали у Никитченко фотоаппарат, ноутбук, телефон, дискеты с фотографиями и несколько десятков листочков, на которых он от руки записывал имя подсудимого и дату очередного заседания. После начала войны Никитченко не пропустил ни одного политического суда в родном своем городе, потому что суды сейчас – единственная доступная россиянам форма протеста, убежден он. А протестующих Никитченко снимает уже больше 11 лет.
"Я не фотограф и фотографией никогда не увлекался", – отвечает Никитченко на вопрос о том, как он пришел к идее документировать русский протест. По его словам, когда в Петербурге начинались первые акции – примерно в 2011 году – он как раз вышел на пенсию и решил "заняться интернетом".
– Начиналось все с создания музея Богородицы. Мне казалось, что люди заинтересуются религией. В итоге я проделал огромный труд, собрал на сайт материалы со всего мира – все, что касается Богородицы. Но потом понял, что это никому не нужно. У нас люди православные, но не христиане. Это совсем другая религия, – рассказывает он.
Впоследствии именно эта "другая религия" в некотором смысле "отняла" у Никитченко старшую дочь. До войны в Украине она, по словам Никитченко, критиковала Путина. Но в феврале все изменилось, и пенсионер это связывает с церковными проповедями, которые его дочь регулярно посещает. Большинство священников, считает Никитченко, после начала войны стали чиновниками: "Хочешь служить – значит делай, как сказано". Когда он начинал говорить с дочерью о войне, по его словам, от нее летел "сплошной империализм". Спустя некоторое время Никитченко оставил попытки достучаться до дочери – больше ни политику, ни церковь они не обсуждают.
– После Богородицы мне казалось, что всем вообще по фигу на то, что вокруг происходит. Казалось, мои взгляды никто не разделяет. И я отошел от этого [общественной жизни], сидел себе спокойно, пока не началось какое-то "шевеление" – митинги в Петербурге, а затем – Болотная, – продолжает он.
6 мая 2012 года из Петербурга в Москву на "Марш миллионов" выехало шесть автобусов с активистами. До Болотной из них добрались только два, в одном из них находился Никитченко. Не поехать в Москву он тогда не мог, потому что "народ был возмущен".
– А там случилось то, что случилось – беспредел. Случайных людей избили, разогнали и посадили. После этого выйти из протеста я уже не мог, потому что люди были в тюрьме. Представить, что они будут сидеть, а я дальше мирно жить, словно ничего не произошло, для меня было невозможно, – говорит он.
После этого Никитченко вернулся в Петербург и наблюдал за разрастающимся протестом: "сидениями активистов у Исаакия", задержаниями, новыми уголовными делами. Именно тогда он понял, что должен фиксировать лица тех, кто выходит на акции. "Потому что люди уйдут, а память о них останется".
"Главная военная тайна"
Никитченко родился в Корюковке Черниговской области Украины. Именно там в 1943 году произошло одно из самых массовых убийств мирного населения в Украине во время Второй мировой войны. Тогда отряды СС и солдаты венгерской дивизии расстреляли и сожгли почти семь тысяч человек. Школу заканчивал в украинском Нежине, а военное училище уже в Петергофе.
Потом семь лет службы во флоте на Дальнем Востоке, на острове Елена. Сначала оперативная работа, потом был старшим отделения подразделения. Там, рассказывает Никитченко, ему "по наследству" достались старые военные машины. "Ни колес, ни двигателя. Такая была техника. Ее после какого-то ремонта отправили на целину, слава богу, и я стал чист".
– У нас в части каждый год вешались матросы. А командир подразделения, в котором это происходило, потом стал начальником части – все у него прекрасно сложилось. Он, знаете, умел, когда начальство появляется, подбежать и отрапортовать, что все нормально. Такая вот натура.
До выхода на пенсию Никитченко прослужил в вооруженных силах 24 года. Видел старую технику, самоубийства, дедовщину и другую "изнанку" армии. Во время учебы в Военной академии связи им. Буденного, куда он пошел после Дальнего Востока, игнорировать недостатки системы, говорит, было все сложнее.
– Чуть ли не каждый год я получал выговор. Нас там, например, заставляли рисовать карты. Я как-то поинтересовался, как это повлияет на подготовку к войне? Выговор. Ну, значит буду слушать, как рисуют карты, – вспоминает Никитченко. – Начальником академии у нас был генерал-полковник запредельного возраста. Когда полковники старели, вместо того чтобы взять молодежь на их места, он оставлял их, чтобы не таким старичком казаться. И кого готовили эти полковники, если у них мысли – в кабинет, да на дачу?
Примерно так сейчас и обстоят дела в российской армии, считает Никитченко. Он уверен, что за годы службы узнал "главную военную тайну": что нет у России ни вооружения, ни армии. А то, что есть, "воевать не способно".
– Это все для дурачков по телевизору показывать. И я знал об этом изначально. Если бы мы не ввязались в войну [с Украиной], так бы и считались второй армией мира. А мы встряли и оказались семидесятой армией, – говорит Никитченко. – Сейчас военным в Крыму вот землю выдают. А зачем? Два метра они там всяко получат.
У Никитченко трое детей и восемь внуков. Младшая дочь уже много лет живет за границей. Сын остался в России, у него четверо детей. Они очень опасаются мобилизации и возможного преследования Никитченко, войну в Украине они не поддерживают.
Сам Никитченко в происходящем сильно винит пропаганду, которая, по его словам, находится на небывалом пике.
– Всем надо телевизор выключить, и все нормализуется. Раньше вместо него было радио, но много ли успеешь сказать за время эфира? Сейчас совсем другая степень зомбирования. Люди часами готовы выслушивать все подробности, они будто сами находятся там.
Но в происходящем нет ничего удивительного, считает он.
– Никогда у нас не было такого, чтобы люди просто жили и жили. Их постоянно немножко расстреливали. Вот сколько по плану надо, столько и отстреливали. Иногда немного перевыполняли, – объясняет он.
Но "своих людей" – тех, кто выступает против войны и режима Путина, Никитченко видит сразу. Они обычно и становятся героями его снимков, которые пенсионер публикует на сайте valenik.ru.
Сейчас там размещены сотни кадров с митингов и судов. По большей части они разделены на четыре альбома: "У кремлевской стены" (посвящен стихийному мемориалу в честь убитого Бориса Немцова), "Россия и ее лицо", "Степаныч" (петербургский активист Игорь Андреевич, умер в 2017 году) и "Елена Андреевна Осипова".
Пятый альбом должен был выйти в ближайшее время, но его макет во время "осмотра" изъяли сотрудники полиции. Альбом посвящен судам по делу обвиняемой в "дискредитации" армии петербурженке Ольге Смирновой.
– Сейчас единственные массовые акции в России – это суды. Я стараюсь не пропускать ни одного. Раньше только делал фото, так сразу прибегал пристав и заявлял, что "у нас по инструкции снимать нельзя!" А сейчас уже снимаю, нет никаких проблем. [Приставы] привыкли уже к толпам людей даже на закрытых судах. Они приходят увидеть человека хотя бы на пять секунд, пока его проводят в зал.
Самым массовым Никитченко называет заседания по делу художницы Саши Скочиленко, которую обвиняют в "дискредитации" армии из-за замены ценников в магазине на антивоенные листовки.
– На Сашин суд всегда приходит много адвокатов и их помощников. Всегда приходят дипломаты, спасибо им, пресса и сочувствующие. Ну и как я могу уехать из России, когда молодые девчонки сидят за ценники?
Никитченко знаком со многими политическими заключенными, активистами и общественными деятелями города. Он много лет дружит с художницей Еленой Осиповой, которая регулярно выходит на акции протеста. Ей посвящен один из альбомов Никитченко.
– Елена Андреевна скоро уйдет, мы все уйдем, а альбом останется, – говорит Никитченко. – Помню, когда-то я подарил ей ноутбук. Елена Андреевна освоила его и стала современным человеком.
После начала войны в Украине Осипова также создала серию картин и плакатов, с которыми выходила на улицу. Ее произведения несколько раз пытались порвать или поджечь, а ее выставку срывали полицейские.
Про то, что с людьми происходит после приговоров, Никитченко даже думать не хочет – страшно. Говорит, что там "сплошные пытки, потому что у нас есть конституция, а есть реальность и реальное состояние дел".
Осмотр с изъятием
"Осмотр" с изъятием техники в квартире Никитченко прошел 29 марта. После этого Никитченко доставили в полицейский участок.
– Пару часов расспрашивали. Про финансирование, про разные организации, про "Открытую Россию". Еще про ФБК (Фонд борьбы с коррупцией) спрашивали. Я им прямо сказал, что к Навальному очень хорошо отношусь, но денег не давал.
Сообщалось, что против Никитченко составили протокол о "дискредитации" российской армии. Однако позднее выяснилось, что никаких дел в отношении Никитченко не возбуждено и оснований для изъятия у него техники у сотрудников полиции не было.
По словам адвоката пенсионера Елены Фадеевой, сейчас в отношении Никитченко идет проверка "по доносу некой гражданки из другого региона, которая усмотрела на его сайте материалы, дискредитирующие ВС РФ". Кто именно донес на Никитченко и какие материалы с его сайта послужили для этого поводом, неизвестно.
Сам Никитченко, несмотря на внимание полицейских и угрозу возбуждения дела против него, прекращать снимать акции протеста или уезжать из страны не собирается.
– Многие предлагают мне уехать, но нет. Девочки сидят, а я отдыхать поеду? – удивляется Никитченко. – И я, наверное, тоже сяду. Отъезд даже не рассматривается.
На вопрос, что он собирается делать дальше, Никитченко отвечает одним словом – работать.
– Сейчас сложно, все изъяли. Я купил новый телефон, мне подарили ноутбук и фотоаппарат. Нужно восстанавливать доступы и работать. Материала тьма, суды не заканчиваются, сроки безумные. Но хотя бы одна фотография нужна с каждого заседания, чтобы помнить, кто там был.
