Светлана Хардина живет в Петербурге в десятиметровой коммуналке с 10-летней дочкой Эльзой, у которой серьезные ментальные проблемы, и ее семилетней сестрой Розой. Хардина попросила власти передать ей свободную муниципальную комнату в этой же квартире, чтобы у детей были нормальные условия. В ответ чиновники из районной администрации пригрозили, что демонтируют ей ванну, и начали заселять коммуналку новыми жильцами.
Текст: Окно
Петербург, улица Озерная, дом 6, квартира №45. По этому адресу в коммуналке на шестом этаже живет Светлана Хардина, мать-одиночка с двумя дочками. У Эльзы синдром Ретта (наследственное психоневрологическое заболевание, приводящее к тяжелой форме умственной отсталости - Окно). Они ютятся втроем в десятиметровой комнате, их жизнь похожа на ежедневный ад, из которого нет выхода.
– Эльза не разговаривает и не понимает, что ей говорят. Это, как нам врач объяснил, похоже на аутизм в тяжелой форме, на умственную отсталость. Мы в Петербурге посещаем двух врачей: психиатра и генетика. Но у нас нет никаких положительных прогнозов. Болезнь не лечится, и лекарства от нее нет, – говорит Светлана. – Она у меня на обезьянку похожа в зоопарке. Вот представляете, как обезьянка ведет себя в зоопарке, которую подзывают и дают есть и которая понимает, что сейчас ее будет кормить? А еще знает, когда свои подходят, а когда чужие. От чужих она прячется.
Светлана родом из Кирова. В Петербург приехала в 2011 году, где и познакомилась с парнем из Азербайджана. После рождения их старшей дочери Эльзы в 2014 году они уехали в Киров, где родилась младшая дочь Роза. А в 2019-м семья вернулась в Петербург, решив, что в большом городе возможностей все-таки больше, да и к таким детям, как Эльза, отношение более спокойное, в отличие от родного Кирова, где с ребенком-инвалидом на улицу, по словам Светланы, выходить было некомфортно, потому что "все оглядываются и смотрят". Да и автобусов, в которые можно зайти с коляской, в Кирове нет.
Вернувшись в Петербург, сняли просторную двухкомнатную квартиру напротив метро "Балтийская", где всем хватало места. Прожили там год, но, когда началась пандемия COVID, муж Светланы потерял работу на вещевом рынке, 20 тысяч рублей на съем в месяц не стало. К тому же детям нужна была петербургская прописка, без которой не встанешь на учет в поликлинику и не устроишь младшую дочку в детский садик. Вот они и взяли в ипотеку комнату площадью в десять квадратных метров. Первый год жили в ней вчетвером, но потом мужа депортировали в Азербайджан за нарушение миграционного законодательства.
– В ковид граница с Азербайджаном была закрыта, и ему было не выехать, – говорит Светлана, – но Путин тогда дал амнистию и сказал, что нужно просто явиться в МВД и сказать, что просрочил пребывание. Муж так и сделал. Пришел и все объяснил, сказал, что у него двое детей – граждане России. Его отправили в суд Московского района, а там даже слушать не стали ни про каких детей. Надели наручники и под конвоем увезли в изолятор в Красное село, а оттуда депортировали на родину. Вот так, Россия-матушка… Три года прошло уже. Он и не рвется сюда особо, по-моему. Может быть, женился там уже.
Депортированный в Азербайджан муж звонит Светлане раз в месяц, спрашивает, как дети. Но денег, по ее словам, за все время своего отсутствия, не прислал ни разу. Никаких подарков детям тоже. Сейчас Светлана хочет подать на алименты, но говорит, что не знает, как это сделать, в ситуации, когда отец ребенка – гражданин другого государства.
Девочка в "домике"
Жизнь Светланы Хардиной практически полностью посвящена старшей дочери с инвалидностью. Накормить, напоить, помыть, поменять памперс. Так проходит день за днем, месяц за месяцем. В какой-то момент она сама уже перестала замечать ужаса своего существования с двумя детьми в помещении размером с тюремную камеру.
– Я вроде как и привыкла уже, – говорит Светлана. – Когда долго "варишься" в какой-то ситуации, как в компоте, постепенно перестаешь это замечать. Я и не замечала уже, пока другие люди не стали обращать внимание – которые мне помочь хотят. Я тут постоянно сижу на своих десяти метрах и никуда не выхожу почти, и мне казалось, это нормальная ситуация. А недавно ко мне соседка въехала, посмотрела и сказала: нет, Света, так жить нельзя. Ты детей ущемляешь. Сама хоть на коврике спи, а они должны быть в человеческих условиях. Я ее послушала и решила, что мне нужно что-то делать.
Человеческими условия, в которых живет Светлана и две ее дочери, назвать очень трудно. Для десятилетней Эльзы в комнате сделан "домик" – специально огороженное пространство примерно полтора на полтора метра. Светлана говорит, что его девочка покидает все реже, уже привыкла. Да и оставлять ее в комнате без присмотра нельзя, поскольку ребенок может пораниться или проглотить любой мелкий предмет, который попадется под руку.
Физическая активность у Эльзы, по словам мамы, тоже абсолютно произвольная. Она может внезапно побежать или упасть. Девочку нельзя даже просто взять и повести с собой за руку, потому что она не понимает слов "стой" и "иди". Светлана говорит, что это ее самая большая мечта – просто идти куда-то за руку со старшей дочерью. По улице она ее возит в инвалидной коляске. До семи лет у них была детская, но сейчас девочка туда уже не влезает. Впрочем, на прогулки Светлана выходит редко – в доме нет лифта. Спустить 10-летнего ребенка с шестого этажа она еще как-то может, а вот поднять без посторонней помощи – уже нет.
Чиновники из районной администрации и органов опеки, однако, считают, что условия проживания Светланы Хардиной и ее детей ничем особенным не отличаются и что есть семьи, которые живут еще хуже. А чтобы им встать в очередь на улучшение жилищных условий, нужно прожить в Петербурге минимум 10 лет.
– Сказали, что не надо ходить, просить и жаловаться, – вспоминает Светлана разговор с чиновниками. – Еще бы спросили, зачем я такого ребенка родила. Но врачи-то мне вообще сказали, что, если вам тяжело и вы не справляетесь, отдайте ее в интернат. Для таких детей есть интернаты. Когда пришли из опеки, я испугалась, что сейчас увидят условия и скажут, что детей изымать нужно. Но они походили и сказали, что все очень даже неплохо. У каждого свое спальное место, штабелями никто не лежит. Вот полочка есть, где одежда хранится. И нам написали бумагу, что все соответствует санитарно-эпидемиологическим нормам. В общем, все в порядке. Ну, а что вы типа хотите, вы же сами эту комнату купили. Мне и так на страдания своего ребенка смотреть тяжело, а они стоят еще и говорят все это.
"А будете жаловаться – ванну уберем"
В десятиметровой комнате, где живут мама с девочками, кажется, будто ты очутился в шкафу. Наверное, это из-за навеса, который соорудил из дерева депортированный муж Светланы. Так в петербургских коммуналках сейчас делают многие. Наверху – спальное место младшей Розы и ее жизненное пространство в несколько квадратных метров. Подняться туда можно по лестнице, которая почти упирается в шкафчики и письменный столик у небольшого окна – единственного источника света. Слева от него на стене узкий телевизор, справа, впритык, стоит узкий диванчик для мамы, углом упирающийся в "домик" Эльзы.
– У нас светлая комната, хотя и говорят, что в Питере темно, но наша комната на юг выходит, и у нас всегда много света и много неба, – говорит Светлана. – Роза садится на наш широкий подоконник и смотрит, как облака плывут. Она стала рисовать, сейчас в художественной школе учится, в первом классе, мечтает стать дизайнером. Она вообще очень талантливая девочка. И рисует, и поет, и танцует. Одного моего ребенка природа всем обделила, а другому все дала. Она уже подросла, конечно, и ей тоже тяжко от наших условий.
Несмотря на такие условия, Роза учится на одни "пятерки". Первоклассница Роза очень просила маму о собаке или кошке, но завести животное в десятиметровой комнате просто невозможно. В итоге мама согласилась на хомячка.
Чиновники из районной администрации, приходившие посмотреть на жизнь семьи с ребенком инвалидом, их "пожалели" и не стали снимать установленную на кухне ванну и водонагреватель. Их дом дореволюционной постройки, и никаких ванных комнат в нем изначально не было. Жильцы устанавливали их сами, и юридически все это считается незаконной конструкцией.
– Мне начальник жилищной ведомственной комиссии сказал, что вот могли бы нас еще за ванну прищучить, – рассказывает Светлана. – Но не стали требовать от меня, чтобы я убирала ее. А если я буду ходить и жаловаться везде, то мне и ванну, и водонагреватель снимут. Я прямо дар речи потеряла. Смотрю на них – и не знаю, что сказать. А потом мне заключение комиссии дали, в котором написано, что у меня комната правильной формы с одним окном и жилплощадь моя не в аварийном состоянии. Вот и все.
"Выморочные" квартиры
Из-за Эльзы, которой требуется постоянное внимание, работать Светлана не может. Ежемесячный доход семьи – около 50 тысяч рублей на троих. Это пенсия, которая выплачивается Эльзе по инвалидности, пособие Светланы по уходу за ребенком и детские пособия. 13 тысяч рублей уходит на оплату ипотеки, две тысячи на оплату услуг ЖКХ (тысячу возвращает государство). Остальные на жизнь, дети у нее "всегда накормлены и обласканы", говорит Светлана.
Хардина с дочками до недавнего времени были единственными жильцами в трехкомнатной коммунальной квартире. Две другие комнаты принадлежат муниципалитету. В самую большую (21,4 кв. м), относящуюся к маневренному фонду, недавно заселилась соседка, другая, 14-метровая, опечатана и до сих пор пустует. Но на нее администрация Московского района уже выдала смотровой лист каким-то людям. Эта комната стала бы для Светланы и детей спасением. Но отдать ее матери-одиночке с ребенком инвалидом не могут, потому что в очереди она не стояла. А для того, чтобы стать очередником, Светлане нужно прожить в Петербурге вместе девочками еще шесть лет (с момента регистрации в коммуналке).
– Светлана обратилась в администрацию Московского района с просьбой предоставить ей свободную комнату. Но там к вопросу подошли формально: просто посчитали ее "стаж проживания" в Петербурге и взяли в учет квадратные метры, которые зарегистрированы на Светлану в другом регионе, – говорит депутат муниципального Совета депутатов "Московская застава" Александр Будберг. – Мало того, еще и комнаты свободные заселять тут же начали. Одну уже заселили, другую активно пытаются. То есть, получается, хотят человеку с таким сложным ребенком намеренно жилищные условия ухудшить. Я написал губернатору Беглову обращение с просьбой запретить должностным лицам районной администрации предоставлять кому-либо последнюю свободную комнату.
Квадратные метры, зарегистрированные на Светлану Хардину в другом регионе, – это деревянный дом с печным отоплением в деревне Калачиги Кировской области, это полторы тысячи километров от Петербурга. Дом купили на материнский капитал. Летом Светлана проводит там с детьми пару месяцев, чтобы хоть как-то отдохнуть от своего десятиметрового ада, но оставаться там на зиму с ребенком-инвалидом нереально. Если его продать, денег на соседнюю комнату в коммуналке все равно не хватит.
– Если бы у нее не было этого жилья, она бы могла теоретически какую-то льготу получить из-за ребенка-инвалида, – говорит юрист правового центра "Тимпур" Светлана Левашова. – Администрация ни в какую не хочет брать так называемые "выморочные" квартиры, на которые после смерти собственника не находится наследников. У нас было дело в одном доме, когда суд в апелляционной инстанции уже буквально "наехал" на администрацию, не хотевшую оформлять на себя квартиру, которая фактически 10 лет ничейной была. Судья так прямо и спросила представителя администрации: у вас что, очередников нет? Только после этого чиновники зашевелились. И таких историй куча, когда государство не хочет забирать бесхозное жилье и помогать нуждающимся.
По информации Жилищного комитета Петербурга, в 2023 году более 10 тысяч человек получили содействие города в улучшении условий проживания – на это было потрачено 10 млрд рублей. Рассказывая о своих успехах, городское правительство сообщает, что городской бюджет выделил рекордное финансирование "для поддержки в улучшении условий проживания многодетных семей и семей с детьми-инвалидами". Чиновники не скрывают, что "все виды поддержки предоставляются жителям Санкт‑Петербурга, стоящим на жилищном учете". Светлана, больная Эльза и Роза сроком прописки, увы, не вышли.
Смотри также Петербург: власти потратят на ПМЭФ не менее 102 миллионов рублей