"Нереально это забыть". ЕСПЧ поддержал жертв домашнего насилия

Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) обязал Россию выплатить Маргарите Грачевой, которой бывший муж отрубил руки четыре года назад, компенсацию почти в 370 тысяч евро. Вместе с ней компенсацию по решению Страсбургского суда получат еще три жертвы домашнего насилия. Но главное в решении – то, что суд обязал Россию принять, наконец, законы против домашнего насилия, рассказала Маргарита Грачева корреспонденту Север.Реалии.

Маргарита Грачева

Европейский суд по правам человека постановил, что Россия должна выплатить Маргарите Грачевой 330,66 тыс. евро компенсации медицинских расходов, "прошлых и будущих", судебных издержек и потери дохода, а также 40 тысяч евро морального ущерба. Это самая крупная выплата, присужденная Европейским судом по правам человека одному человеку. Остальным заявительницам, по решению ЕСПЧ, Россия должна по 25 тысяч евро.

Четыре года назад муж Маргариты Грачевой вывез ее в лес и отрубил ей кисти обеих рук. Ей повезло, что она выжила. Одну кисть даже удалось сохранить – врачи пришили ее обратно. Вместо второй руки у Маргариты бионический протез. Ее мужа в итоге посадили на 14 лет, а полицейский, который незадолго до трагедии не принял у нее заявление о побоях, был просто уволен.

Сейчас Грачева живет в Санкт-Петербурге со своим вторым мужем. Недавно в семье родился третий ребенок (старшие двое – от первого мужа Маргариты). Сообщение о решении ЕСПЧ пришло в день рождения одного из трех сыновей Маргариты, и времени все обдумать еще не было, рассказала она корреспонденту Север.Реалии:

– С моим адвокатом Мари Давтян я общалась еще накануне и уже знала про суд. Сегодня она мне написала, что мы выиграли. Но радоваться я пока не могу, потому что Россия еще может обжаловать это решение. Я думаю, что, скорее всего, обжаловать не будет, но ничему в нашей стране не удивлюсь. В юридические моменты с ЕСПЧ я не очень вникала, этим адвокат занимается. К тому же у ребенка как раз день рождения, и я вся в семейных делах, поэтому не думала еще про решение суда и не успела понять свою реакцию. Да и деньги глупо еще делить – как шкуру неубитого медведя. Меня больше радует другой момент с ЕСПЧ: я надеюсь, что наша страна услышит Европейский суд и будут приняты меры по защите пострадавших от домашнего насилия. Это больная тема.

– Именно в 2017 году, когда с вами произошла эта трагедия, Владимир Путин подписал закон о декриминализации впервые совершенных побоев. Почему у нас нет защиты пострадавших, по вашему мнению?

– Это не только последние четыре года происходит, так же было и до меня. Я отталкиваюсь от своей ситуации: с 2017 года я знакома с этой темой глобально, но все равно не понимаю, почему так в стране происходит. И я писала об этом 11 декабря этого года, в день трагедии: пока у самого президента это не случится, он не поймет, что эта проблема существует. Конечно, я не хочу, чтобы у кого-то такое произошло, это страшно, и всегда надеюсь, что у всех все будет хорошо. Но я не знаю, почему до сих пор не принимают никаких мер.

– В чем лично вы видите причину того, что полиция закрывает глаза на такие заявления?

– Я так понимаю, что у полиции очень много таких дел, а сотрудников не так много. Эту проблему нужно решать на уровне государства. Есть те, кто забирает заявления, думая, что сейчас опять помирятся, все наладится, а тут эта волокита с бумагами. В моем случае не делалось ничего: участковый позвонил через 18–19 дней и спросил, подавала ли я заявление. Он не предпринял никаких действий, не съездил на место происшествия, куда Грачев вывозил меня с ножом. Участковый с Грачевым поговорил гораздо позже, за это время он мог меня раза четыре убить.

– Суды не с первого раза лишили вашего бывшего супруга родительских прав и присудили вам компенсацию от него. По факту он что-то выплачивал?

– Да, компенсацию присудили в два миллиона рублей. А как он будет выплачивать? Он не работает, сидит в тюрьме, если работает в тюрьме, то получает тысяч семь. Если судить по алиментам, которые он обязан платить, – он заплатил всего два раза по 200 рублей.

– Он пытался выйти с вами на связь?

– К счастью, нет. Первоначально он пытался что-то передать через свою маму, какую-то записку, мне это не нужно. Я тоже не собираюсь выходить с ним на связь.

– Как его родители отреагировали на произошедшее?

– Могу говорить только про то, что было в самом начале, поскольку я с ними не общаюсь. Тогда они считали, что его довели: я плохая, он не мог такого сделать, значит, я изменяла или еще что-то делала. Поэтому я с ними не общаюсь, внуков давать им не собираюсь. С такими-то взглядами.

– Грачев угрожал вашей семье? Вы его до сих пор боитесь?

– Да, когда вез меня в больницу, когда уже отрубил руки, говорил: "Если ты меня не будешь ждать, то я приду и отрублю руки твоей маме". Поэтому вопрос безопасности в будущем для меня тоже очень важен. Пока опять же у нас никакой защиты нет, я не знаю, что будет, когда он выйдет. Теоретически у него есть возможность выйти по УДО: ему дали 14 лет, две трети срока он должен отсидеть – это около восьми лет. Но года четыре он еще будет сидеть.

– 11 декабря, четыре года назад, с вами случилась эта беда. Что для вас означает эта дата теперь?

– Для меня это не день траура. Для меня лично это день борьбы с домашним насилием. Забыть этот день невозможно на протяжении всей жизни. Я каждый год вспоминаю, мама уже накануне помнит про него. Нереально это забыть.

Маргарита Грачева вместе с хирургом Тимофеем Сухининым

– Есть ли способы определить, что человек, с которым вы общаетесь, склонен к насилию или способен такое?

– Нет, и это самое страшное. Хорошо, если бы был список: если он встает в пять утра и чистит зубы правой рукой, значит, он скоро пойдет и тебе руку отрубит, к примеру. Психологи говорят о каких-то определенных признаках, но это очень все непонятно. Самое страшное, что ты можешь 5–10 лет прожить с человеком, и он в итоге совершает такие ужасные вещи. Даже сейчас, анализируя свой предыдущий брак, я не могу эти предпосылки увидеть. Да, был какой-то контроль, но в отношениях ты воспринимаешь это как заботу: тебя встречают на остановке по пути с работы, к примеру. У меня всегда были открыты все соцсети, потому что мне нечего было скрывать, и я об этом не задумывалась.

– Каков был первый звоночек, когда вы поняли, что дело плохо?

– У меня лично все случилось очень быстро. Все эти звоночки были буквально за последние два месяца. Я общалась с адвокатом, который рассказывал, что обычно это происходит на протяжении года в среднем. У меня это произошло за пару месяцев: вывоз с ножом, порванные документы, выкинул все вещи. Сначала он вывез меня с ножом, это был первый звоночек. Я подала заявление участковому, я уже знала, что сходиться с ним опять не буду. Но и полиция мне не помогла, поэтому так все и произошло.

– Вы согласны с тем, что Грачева признали вменяемым?

– Я как раз считаю, что он вменяемый. Он продумывал это преступление, он дня за четыре купил топор, даты уже точно не помню. Это не было состоянием аффекта, это было продуманное действие. Он надевал мне жгуты, чтобы я не умерла от потери крови, я думаю, он все это совершил в здравом уме, хотя в моей голове никогда не уложится, как может человек так поступить.

– Вы общались с другими пострадавшими по иску в ЕСПЧ?

– Лично с ними нет, но мне многие пишут в соцсети, я стараюсь всем помочь, отправляю к адвокатам. К примеру, та же Марина Скорплюк, которой муж глаза выдавил и откусил ухо. Они 15 лет вместе прожили – это, кстати, к вопросу, как распознать, склонен ли человек к насилию.

– Как вам удалось поставить протезы? Это немалые деньги, у вас есть сменные протезы, к тому же их нужно постоянно менять.

– У меня три протеза. Два я делала на деньги, которые собрали люди, за что я безумно им благодарна. Это было в самом начале. И только потом, спустя полтора года, я получила протез от государства. Черный и белый протезы, которые у меня на фотографиях, – бионические. Они стоят по четыре миллиона. Именно поэтому такую сумму присудил ЕСПЧ: это не выдуманная история. Когда мы подавали иск, там были приложены справки о стоимости протезов, цены на ремонт, стоимость реабилитации. Один раз у меня протез сломался: ремонт одного пальчика стоит 350 тысяч рублей. Если бы не сбор, я бы не сдвинулась с мертвой точки и, скорее всего, впала в жуткую депрессию и лежала бы, потому что дверь даже не открыть. Но люди помогали, потом своими силами. Сейчас реабилитация закончилась. Есть пенсия по инвалидности, но она, как вы понимаете, далеко не масштабная.

– Другую руку удалось восстановить хотя бы немного?

– Реабилитацию левой руки мы закончили полтора года назад, было пять или шесть операций. После каждой – реабилитация. Больше развить ее нереально. По моей оценке, она работает процентов на 15 от полноценной руки. Протез даже наполовину не заменяет функцию руки. У руки больше ста хватов, у протеза всего восемь. Это притом что у меня самый высокотехнологичный протез из всех. Никакой мелкой моторики, никаких пуговиц, я писать даже не умею. Поэтому нельзя сказать, что моя жизнь стала как прежде. Она никогда не станет той же.

– Почему вы решили переехать в Петербург?

– Познакомилась со вторым мужем и переехала сюда. Я, конечно, хотела сменить город. В Серпухове (раньше Маргарита жила в Подмосковье. – СР) меня знают все, негатива вроде нет, но куда ни зайдешь, постоянно задают вопросы. Все-таки Санкт-Петербург масштабнее, и с детьми тут хорошо. Не люблю Питер, но я ехала сюда к мужу и с детьми. Мне нравится мое окружение: мама приехала, и брат у меня тут. Хотя я не фанат города, как многие – приезжают и влюбляются. Было бы идеально переехать туда, где теплее, но если серьезно говорить, то протезирование и прочие процедуры – это только Москва и Санкт-Петербург. Поэтому разумнее оставаться тут.

– Вы восстанавливались с психологом?

– Нет. Работа с психологом – это неплохо. Но я чувствую, что не нуждаюсь пока. Неизвестно, что будет дальше, может, лет через 15 мне будет необходима помощь. Но пока я справляюсь сама. Дети не давали мне раскиснуть. Я не могла лечь и сказать, что не пойду в детский сад и не буду ничего делать. Есть обязанности. Для детей я максимально старалась сохранить прежний образ жизни, я старалась сесть за руль быстрее, чтобы мы могли так же ездить в детский сад. Честно сказать, они особой разницы – мама до и после – не замечают. Они видят протез, но разницу в уровне жизни они не видят, для них все как прежде.

– Как они отнеслись к отчиму?

– Они как раз сейчас вместе пошли на день рождения. Они хорошо общаются, ходят вместе в баню, веселятся, дружат. Но они еще маленькие и поэтому легко привыкли. А недавно родился третий сын: все без изменений, снова мальчик.

Маргарита с младенцем. Фото из личного блога

– Вы скрывали, что вышли замуж, и сообщили всем лишь год спустя, по какой причине?

– Даже сегодня, когда у ребенка день рождения, я отвечаю на сороковой звонок журналистов. Тогда не хотелось лишнего внимания и огласки. А еще не хотелось этого вот: "А почему она так быстро вышла замуж?" Хотелось, чтобы это был только наш праздник. Через год мы специально собрались, я пригласила своего хирурга, реабилитолога, адвокатов. Редко так бывает, когда собираются все: и родня, и близкие люди – тогда мы и поделились этой новостью.

– Сложно было довериться новому человеку после произошедшего?

– Сначала мы с Максимом просто общались как знакомые, потом это переросло в дружбу, и потом уже это перешло во что-то серьезное. Но я точно не думала, что так получится. У меня на тот момент было столько судов и больниц, поэтому тут заслуга Максима, который просто выжидал. Мы познакомились, когда я приезжала в Петербург на реабилитацию, он тут помогал, когда я ездила в больницу.

– Вы успели написать книгу "Счастлива без рук", поработать на телевидении, снимаетесь в журналах, родили ребенка, ведете блог, что дальше в планах?

– Пока я больше в семье. Но я бы очень хотела экранизацию по книге, я мечтаю об этом и надеюсь, что это случится. Думала про вторую книгу, даже начинала, но с детьми пока до этого руки не доходят. Хочется построить дом: мы купили участок. Не так давно я стала заниматься рекламой в блоге, я очень серьезно к этому вопросу отношусь, и больших заработков нет, но это помощь к пенсии по инвалидности. А мне с тремя детьми это нужно.

Ключевой момент в резолюции суда, по мнению адвокатов потерпевших, заключается в том, что Россия должна как можно скорее внести в российское законодательство понятие "домашнее насилие". Суд рекомендует разработать меры по предотвращению домашнего насилия, защите пострадавших и обеспечению эффективного расследования подобных дел. "В ожидании реализации перечисленных мер Страсбургский суд продолжит рассматривать аналогичные случаи в упрощенной и ускоренной форме", – говорится в пресс-релизе суда. Россия является единственной из стран – членов Совета Европы, где не принят закон против домашнего насилия. С 2011 по 2019 год 65,8% убитых женщин были жертвами домашнего насилия.

Российская сторона в ходе рассмотрения иска утверждала, что государство не должно нести ответственность за бытовое насилие и выплачивать пострадавшим компенсацию, поскольку вред был нанесен частными, а не должностными лицами.

Наталья Тюникова подвергалась домашнему насилию не единожды, в очередной раз, когда ее партнер потащил ее к балкону, Тюникова ударила его ножом. В итоге ее осудили за причинение телесных повреждений, а партнера за угрозы и насилие – нет.

Елену Гершман избивал муж, но правоохранители сочли ее увечья "недостаточно серьезными" для расследования, к тому же побои были исключены в 2017 году из Уголовного кодекса и стали административным правонарушением. Муж Гершман после решения о том, что их ребенок будет жить с матерью, выкрал дочь и увез в Минск. Найти ребенка удалось лишь спустя год.

Ирину Петракову муж избивал восемь лет, но полиция считала, что "угроза ее жизни не была реальной". Сначала его осудили, но позже решение суд отменил.