– Ты откуда? – Из Петербурга. Вообще-то из Анадыря, но в Петербурге в Институте народов Севера учился. – А почему Марком назвали? – Да, просто родители очень любили Марка Твена, вот и назвали. А так, странное имя для наших мест, да. – А почему уехал? – Прижимать стали. Я на митинги ходил, они стали давить, угрожать, что туда напишут, сюда напишут, что отчислят. И вообще, малые народы совсем зажали. На своем языке учиться не дают, культуру изучать не дают, это же везде так, не только на севере. Теперь я записался на одну программу, если в течение года смогу подготовиться, пройду тест и подтяну английский, меня возьмут на Аляску, антропологом работать буду.
Разговор происходит у костра, тут все на “ты” и охотно рассказывают о себе, если спросишь. Есть иностранные агенты, как я, – эти кивают друг другу с особым пониманием, есть активисты, которые годами бились над своими проектами, строили горизонтальные связи, а теперь враз все обрубили, и вот теперь они здесь, а все, что они делали, вернее, обломки их дела – там. А есть те, кто никаким активизмом не занимался, но 24 февраля им стало гадко, стыдно и страшно – и вот они тоже здесь.
Маша – именно из таких, она тоже из Петербурга, ее больше всего беспокоит давление, обрушившееся на детей.
– У дочки, по счастью, никакого Z-безумия не было, повезло нам, такая школа была, свободная от Z. Но если бы что-то началось, мероприятия какие-то – я ей сразу сказала: отказывайся и уходи, говори, что не будешь в этом участвовать. Да я бы ее сразу оттуда забрала, хоть на домашнее обучение, хоть как. Мы потому и уехали, чтобы не было этих проблем.
Катя сочувственно кивает, хотя у них с мужем еще нет детей.
– Я хочу родить ребенка только в таком месте, где я смогу объяснить ему, что такое свобода. И где мне не надо будет бояться и учить его – "знаешь, а вот этого ты в школе ни в коем случае не говори". Мы же в последнее время, когда смотрели все эти программы по ютьюбу про Украину, шторы задергивали и окна закрывали, чтобы никто не видел и не слышал, что мы смотрим. Потому что я точно знаю: соседи спокойно могут донести, у меня уже опыт был.
Никите не нашлось места на бревне, он пританцовывает у огня.
– Я один из бывших координаторов “Весны” в Москве. Мне повезло, что я сидел на даче и копал кусты. И тут мне вдруг звонит начальник отдела полиции и спрашивает, где я, дома или нет. А потом я узнал, что ко мне с обыском приходили, не застали, потоптались и ушли, и что могут уголовное дело завести. Ну, я не стал ждать, собрал вещи – и сюда.
Я сижу на бревне между Марком и Алешей. Узнав, что я иностранный агент, Алеша воодушевляется и рассказывает, что он с Дальнего Востока и что у него есть 10-летняя дочка.
"Она полностью со мной согласна, разделяет мои взгляды. И жена, хотя мы с ней и в разводе, но отношения у нас нормальные. Она, правда, в начале войны сказала, что не все так однозначно, – но я ей быстро все объяснил, и теперь она телевизору не верит. Когда это все началось, я же там все бросил – дом, машину, вот такая колонка у меня стояла, – Алеша показывает, какой высоты была колонка, – бизнес свой оставил, да все". – "Жалко?" – "Да еще бы, ужасно жалко. Вся жизнь, все из-за этой фигни полетело". – "А что за бизнес был?" – "Мебель делали. Меня никто не преследовал, но я просто не могу так жить, вот в этом во всем".
Саша – из Москвы, он гораздо моложе, тут все просто: его винтили на митингах, и он больше не хочет. И на войну не хочет, уехал еще в ноябре. Говорит, как-то почувствовал, что кольцо сжимается.
Про "кольцо сжимается" мне еще многие скажут, и этим вечером, и завтра утром, когда на колючей короткой траве станет видно много-много вздувшихся цветных пузырей – палаток. Это лагерь "Территории свободы", обычно проводившийся под Петербургом, а теперь – в Грузии, куда переместился его организатор Максим Иванцов вместе со своим детищем, образовательным проектом Frame. Как-то в Питере не удосужилась там побывать, а в Тбилиси несколько раз заходила в пространство DOM, у которого двое хозяев – Frame и Emigration for action, проект, помогающий украинским беженцам в Грузии. Вот здесь, на “Территории свободы”, варят на костре суп, который можно поесть за донаты в пользу украинцев.
Меня пригласили сюда почитать стихи, после чтения ко мне подходит Володя Жилинский, правозащитник из Пскова, “яблочник”, координатор “Голоса”, свой брат-иноагент, включенный в братство из-за пиццы, купленной волонтеру отряда "ЛизаАлерт", гражданину Узбекистана, который перечислил ему за эту пиццу 460 рублей. Мы долго ходим по дороге между сосен, и Володя рассказывает, как много было сделано – и школа прав человека, и "Группа помощи задержанным", и все пошло прахом – ну, кроме переправки за границу украинских беженцев, конечно: кто переправлен, тот переправлен.
– Все тут от Путина убежали, а я умудрился всех главных диктаторов собрать, я ведь сначала еще от Лукашенко в Россию уехал – году в 2005-м казалось, что здесь очень даже ничего по сравнению с Беларусью, – усмехается Володя.
– Это всегда чужой дракон кажется безобиднее своего, – усмехаюсь я.
– Псков – город военный, там часть ВДВ – как градообразующее предприятие, и теперь известно, что они были в Буче, то есть они ходят с нами по одним улицам, заходят в одни магазины, это невозможно представить, – продолжает Володя. – Грустная в этот раз “Территория свободы”, – замечает он.
И это правда, налет меланхолии есть, все жалеют о потерянном времени, загубленных проектах, о силах, потраченных впустую. "Но все-таки это скоро кончится, – говорит Володя. – Посмотрите, как долго фашизм в Германии разворачивался, сколько они всего успели, и дороги построили, а у нас он таким стремительным валом накатил, что, наверное, и финал будет быстрый". – "Ну, да, вздыхаю я, – только помните, как в 37-м многие говорили, что не может такой абсурд продолжаться долго, и после революции в 1919–20-м белые эмигранты тоже уверяли друг друга, что большевики не продержатся дольше года, – вдруг и мы так – принимаем желаемое за действительное?" – "Да, – вздыхает Володя, – может быть. И все-таки…"
“И все-таки” – это ниточка, за которую готовы хвататься практически все. Все, кто хочет вернуться и еще что-то сделать в России, – а таких здесь большинство. Та же ниточка торчит из всех активностей, которые идут на “Территории свободы” почти нон-стоп. Среди пьес, выбранных для “радиоспектаклей”, сооружаемых тут же на коленке, есть, конечно, “Дракон” Шварца, от актуальности которого в очередной раз захватывает дух, хотя, заметим мимоходом, почти никто из присутствующих этой пьесы не читал, но все равно всем хочется, чтобы Ланселот победил.
И когда Даша Серенко в конце своего выступления читает про то, как дочь “мента выходит на улицу своего города”, и лицо ее отца – это лицо ее родины, то всем хочется, чтобы это лицо смягчилось. И когда Григорий Тарасевич предлагает представить, что Путин улетел на Марс, и подумать, как обустроить школьное образование, "чтобы школа не выращивала мудаков", и потом бывший студент Женя представляет свой план и обосновывает его так, как учили в Вышке, где он больше не учится, потому что пришлось все бросить и уехать… Ой, думаешь, вот же они, самые умные, самые интересные, самые настоящие – как бы они Россию-то обустроили, переустроили по уму, и вот, они выкинуты оттуда и висят в чужой стране между небом и землей и не знают, что будет завтра. Они знают одно – если они вернутся, то Россия сама их так переустроит, что костей не соберешь. И все-таки продолжают надеяться,
К ночи между соснами образуется маленькая дискотека. За ней давно уже мигает красным и синим полицейская машина. Увидев ее, поначалу все напрягаются, а потом кто-то передает разговор с грузинскими полицейскими. "Как у вас тут?" – спрашивают грузинские полицейские. "Да ничего, спасибо", – отвечают организаторы. "Вы тут знаете что – колоночки ваши лучше на ночь бы убрали, а то мы уедем, вдруг кто-нибудь украдет…" – При этих словах организаторы чуть не прослезились. И теперь все передают друг другу слова грузинских полицейских, которые не гаркнули, что мероприятие прекращается, не положили всех мордой в пол, а посоветовали поберечь колонки, а то мало ли что.
Я услышала их от Паши, который бывал на “Территории свободы” в Петербурге и даже знал Ирину Фатьянову, координатора штаба Навального, очень вдохновился, помогал, волонтерил – и вот он тоже здесь, между сосен.
Нет сомнения, что все эти молодые люди объяснят своим детям, что такое свобода, и отдадут их в школу, "не выращивающую мудаков", – вместо того чтобы сделать это там, где их уже нет, и вернется ли кто-нибудь строить такие школы дома, никто не знает.
Софья Рогачева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
