В сентябре 2022 года добровольцев-контрактников "ненецкой роты" торжественно отправили на фронт – в Украину. Это были в основном оленеводы, собранные из десятка поселков, а также единственного города Ненецкого автономного округа – Нарьян-Мара. За год из этих ста человек почти никого не осталось. Почему едут на войну жители тундры и влияет ли на их решение национальная идентичность?
Текст: "Окно"
35-летний Ефим Косков родился и вырос в тундре – на берегу Карского моря. Школу в родном поселке Усть-Кара он забросил в седьмом классе. Поехал в избушку в снежной пустыне, помогал дедушке и бабушке ловить рыбу и охотиться.
– Сказал: я не хочу учиться, и его в детстве отправили в избушку. А потом в армию пошел. Приехал, работать начал в карском магазине. Водителем был. На "Буране" ездил: зимой возил лед для питья – воду. Хлеб с пекарни. Ну, работал, – рассказывает Марина, гражданская супруга Ефима.
Предки Ефима – колвинские ненцы. Это молодая этногруппа, сформировавшаяся около 200 лет назад. Тогда коми оленеводы с таежной реки Колва вышли к морю. Полуоседлый народ принес свои традиции и язык тундровым ненцам. Появились смешанные семьи: они переселялись из чумов в избушки, мир кочевников превращался в деревенский космос. Вместе с народами объединились и сказки: мифический старик, пожирающий людей, здесь зовется двойным коми-ненецким именем Гундыр-Сюдбей, как и лесная ведьма Ема-Сюдбеиха. Народ образовал поселки по всему Югорскому полуострову: от Карского до Баренцева моря. Среди них Усть-Кара.
– Мы жили с ним пятый год уже. Все сначала в стрелялки играл, а потом, когда уже по телевизору начали говорить, мол, СВО-СВО (специальная военная операция, так российские власти и СМИ называют войну в Украине. – "Окно"), новости постоянно смотрел, резко сказал: "Я пойду на СВО". Я его уговаривала остаться. Он начал словами говорить такими… вот он такой патриот, что ли. Ну и пошел туда, – продолжает Марина.
В поселке знали про Ефима с Мариной, но сам он говорил, что они просто друзья.
– У нас разница в возрасте 14 лет. Кому-то это понятно, а кому-то нет. Он стеснялся, наверное. Когда уезжал на войну, сказал, мол, ты будешь моей старшей сестрой, – поясняет Марина.
Ефим попал в "ненецкую роту". Это добровольцы со всего Ненецкого автономного округа, которые отправились на войну незадолго до мобилизации. С аэродрома Североморск-1 контрактников провожал глава региона Юрий Бездудный. Он пожелал солдатам "вернуться с победой".
– Ефим каждый день звонил, показывал, как ракеты летали, – вспоминает Марина.
Прослужил он три месяца "где-то под Херсоном". Скончался не от пули, а от приступа астмы по пути в "старую" Россию. Из плацкартного вагона поезда его отвезли в ближайший госпиталь уже холодным.
– Утром перезванивает командир, говорит: "Ефим умер". Просто во сне задохнулся. Они все там простывшие были. Они же спали в землянках, один бич-пакет на троих кушали, дождевую воду собирали. У Ефима хороший друг-сослуживец в прошлом году умер от ран. Там, говорят, от ненецкой роты вообще никто не остался почти уже, – уточняет супруга погибшего.
Марина работает в детском саду. Подчеркивает, она – вне политики, но в выборах президента России участвует каждый раз. Для бюджетников это обязательно.
– У нас участок в доме культуры. Вертолет прилетает, забирает бюллетени. Голосовать я всегда ходила. Нам сказали идти – мы пошли. За кого голосовать, сами выбираем. Не скажу, за кого проголосую. За Жириновского! – смеется она. Про войну в Украине говорит неохотно: – Я вот понять не могу. Зачем делить территорию? Ну, жили-жили спокойно. Не хочется этого. Столько жертв зря. Погубленные жизни молодые. Это как-то тяжело очень.
Вещи Ефима из госпиталя ей так и не выдали – не родственник, не положено.
– Компенсацию я не получала, и родственники – есть еще двоюродные братья и сестры – молчат. Навряд ли кто-то из них получал. Мне главное – тело привезли, а остальное на совести у государства, – говорит она.
"У нас это называется "День молодежи"
В Усть-Каре полтысячи жителей. Местные живут по графику. Топливо – уголь, дрова и солярку – привозят баржей осенью. Посудина огибает полуостров, выгружая уголь в дюжине населенных пунктов, куда дороги нет. На отопление за зиму тратят примерно по 20 тысяч рублей.
Весной приезжают медики: терапевт, хирург, психиатр-нарколог и стоматолог. Каждые две недели – продуктовый рейс из Воркуты.
– Это праздник для населения! Пришел вездеход – все, магазин битком набит. Нужно срочно бежать, люди с работы отпрашиваются, откладывают себе фрукты, овощи, и к началу второго дня ничего не остается, и непонятно, когда в следующий раз привезут нам эти яблоки и бананы, – рассказывает местный житель Павел.
Яблоки и бананы едут сквозь тундру на бронетранспортере –бронированном военном гусеничном тягаче МТЛБ. Такие машины – со спиленной пулеметной башней – оборудуют под перевозки частники из Воркуты. Свинину и курицу в магазине берут редко: ждут прихода оленеводов. Одной туши оленя хватает семье на год.
Река Кара – широкая и дикая, с опасными порогами. В устье – там, где она впадает в Карское море, – вода пресная. Ее используют в качестве питьевой, так как водопровода в поселке нет. Канализации тоже нет. Коммунальные платежки местные получают только за свет. Его вырабатывает дизельная электростанция, которую топят соляркой.
– Там постоянно дежурят. Работает дизелист, машинист, охранник. 1500 рублей дом платит за электричество. Бывает ситуация, что поднимается большая пурга и обрывает ЛЭП, но так как в пургу никто на столб не полезет, по два дня отсутствует свет. Все ждут, когда утихнет, потом починят свет, – объясняет Павел.
Для безопасности все двери в домах открываются внутрь: весенняя пурга порой укутывает избы снегом до крыши.
По субботам – банный день. К нему готовятся с пятницы: местные на "Буранах" едут к реке за льдом.
– Долбим лед и возим его в мешках. В бочки сливаем. Либо снег топим. Сейчас поставили опреснитель соленой воды: в реку шланг вывели. Я оттуда не беру. Если прилив – вода бывает соленая, да у меня и техники нет для этого. Мы, например, до сих пор снег таскаем, – рассказывает Марина.
По средам прилетают небольшие самолеты из Нарьян-Мара. Привозят пассажиров и посылки "Почты России" и маркетплейсов. Крупная бытовая техника едет по тундре на бронетранспортере. Частники считают по килограммам. Стиральную машину доставят, например, за 7 тысяч рублей, снегоход – за 180 тысяч.
В начале месяца на почте выдают пенсию.
– У нас это называется "День молодежи". Когда ребята поднимают бабушек и дедушек. Идут с ними под ручку на почту, а потом в магазин за бутылочкой водки. Про молодежный кластер в селе тяжело сказать. Если после девятого класса ты не уехал учиться, то остаешься тут, – продолжает Павел.
Трактористы и механики в Усть-Каре устраиваются в коммунальные службы. Есть также дом культуры, почта, детсад, школа-девятилетка, амбулатория и метеостанция.
– Если не устроился – а за места тут все держатся, – попадают в яму неведения. Думают, что осенью поедут в город работать, но начинается охота, а потом рыбалка. Сельская молодежь годами тешит себя надеждой, что поймает такую рыбу, которая позволит не работать много лет, – констатирует Павел.
"Информацию получать неоткуда"
Карское море осенью приносит косяки наваги – океанская треска заходит в Кару размножаться. Навага для местных – это валюта. Ею забиты холодильники. Рыбой расплачиваются с оленеводами и отправляют ее на большую землю вездеходами, почти за бесценок – 30 рублей за килограмм. Один тундровый МТЛБ за раз может вывезти сразу несколько тонн. Карская навага расходится по рынкам Воркуты, Кирова и Архангельска.
В 2019 году Павел договорился с местными мужиками: рыбу теперь сдавать ему, а не воркутинским частникам. Свое дело Павел оформил официально, подключился к российской системе контроля сельхозпродукции "Меркурий".
В тот же год на берег Кары высадился десант: десять сотрудников ФСБ с автоматами и съемочная группа гостелеканала. Искали Павла: мол, продал воркутинским перекупщикам тонну наваги без разрешения. Значит – браконьер.
– Говорят: мы все знаем. А что вы знаете? В документах моей подписи нет, только запись ветеринара. Выяснилось, что ветеринар сделал поддельные документы другим рыбакам, – вспоминает Павел.
Спецслужба тогда не нашла, что искала, но рыбака проверила досконально.
– Конфисковали рыбы 20 тонн, потому что по закону нужно еще бирки, мешки правильные. Стали наведываться каждый год, мне прилетали штрафы. Потихоньку я закончил свою деятельность, – рассказывает предприниматель.
Из Усть-Кары он тогда уехал.
– Когда я приехал в Сыктывкар, я впервые узнал, что существуют оппозиционные настроения, в том числе по поводу "специальной военной операции". Ребята мне спокойно начали объяснять, почему нам не нужен Крым. У меня тогда когнитивный диссонанс случился. В Усть-Каре я ни разу не слышал, чтобы кто-то высказывался против. Передовыми каналами являются федеральные СМИ, информацию получать неоткуда. Альтернативную точку зрения люди не получают, – объясняет предприниматель.
Сыктывкарцы Павла не убедили.
– Чувствую я по-другому. Я могу понять тех, кто наверху играет в политические игры. Если правильно расставлять точки на карте, я бы старался притянуть больше территорий. С точки зрения геополитики делают все неплохо, может быть, что-то не получается, но за последние десять лет у нас прирост в территориях. Да, тяжело в социальных моментах. Усть-Кара как топилась углем, так и топится, но люди стали покупать снегоходы, машины. Дизеля привезли, водяное очищение поставили, – перечисляет он.
"Холодно, водка, уголь"
Кладбище Усть-Кары упирается в берег Карского моря. Весной 2023 года здесь похоронили 45-летнего Андрея Лаптандера. Это распространенная фамилия среди оленеводов, в переводе с ненецкого означает "житель равнины". Андрей – второй устькарец, погибший на войне в Украине.
В 2014 году Лаптандер жил в охотничьей избе в тундре вместе с товарищем. Ловили рыбу, охотились. На ноябрьские праздники в избушке стало тесно: приехали рыбаки из Воркуты, привезли с собой спирт. Гостили также родственники Андрея – оленеводы, которые угощали мясом и оленьей кровью. Считается, что кровь животного снимает усталость и защищает от простуды.
36-летний Лаптандер напал с ножом на одного из гостей – своего дядю Лешу. Оленевод уронил голову, прислонился к стене, из-под его малицы – так называют пальто из шкуры оленя – натекла лужа крови. Дядю Лешу повезли в амбулаторию на "Буране", положив на санки. На полпути остановились проверить пульс – сердце билось. В поселковой амбулатории оленевод уже не очнулся.
Лаптандер отправился в колонию. Освободился в 2022 году, избил знакомого кочергой и вновь вернулся в колонию-поселение. В материалах его дела есть характеристика от мэра Усть-Кары: "…часто употребляет спиртные напитки, в алкогольном состоянии проявляет агрессию, в общественной жизни поселка участия не принимает".
В тот раз Андрей отсидел недолго: как только в российских тюрьмах началась вербовка заключенных на войну с Украиной он тут же подписал контракт с частной военной компанией "Вагнер". Лаптандер погиб при захвате Бахмута. Российские войска захватили полностью разрушенный город в конце мая 2023 года – через месяц после его смерти.
– Из Усть-Кары ушли Володя Валей, Ефим Косков, Лаптандер – один из освобожденных из мест лишения, ему оставалось не так много. Никого из ребят на селе нет, которые, имея хозяйство, семью, дом и снегоход, пошли [на войну]. Я не обесцениваю их поступок, самое яркое и светлое воспоминание у них – об армейской службе, где не нужно думать, там друзья, режим и все просто. Не то что в нашей жизни, где нужно уголь таскать, еще пытаться выжить и заработать, – рассуждает Павел.
Ненцы – коренной малочисленный народ. Всего в России 49 тысяч ненцев, живущих в Ненецком, Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском автономных округах. По федеральному законодательству представители малочисленных народов имеют право заменить военную службу на альтернативную. На мобилизацию это правило не распространяется. Бронь могут получить только оленеводы, работающие в сельскохозяйственных организациях, но не частники, рыбаки и охотники. Как сообщили в ветеранской организации "Щит", по состоянию на 2024 год в зоне военной операции в Украине находятся более 200 жителей региона. Данных о потерях нет. Столько же жителей мобилизованы из Ямало-Ненецкого автономного округа, где проживает большая часть ненцев – около 30 тысяч.
– Когда пришла мобилизация, многие друзья сказали: а что, я пойду. И шли не потому, что поддерживали какие-то идеалы, а потому что им в поселке делать нечего. Здесь уже все знакомо: холодно, водка, уголь, котельная, – говорит Павел.
Повестки в Усть-Каре никому не приходили. Все погибшие были добровольцами.
У Павла голубые миндалевидные глаза и светлые волосы. Как и большинство местных, он полукровка. Мать – коми, отец – русский вахтовик. Дедушка с бабушкой – те самые коми оленеводы, основавшие Усть-Кару.
– Я, получается, русский. У меня очень много родственников, им выбирать не пришлось, а я мог себе это позволить. [Было] желание быть не таким, как все, – объясняет он.
Ненецкий автономный округ – самый малочисленный регион России. Здесь живет 41 тысяча человек, в том числе 25 тысяч – в единственном городе Нарьян-Маре. Согласно переписи населения 2020 года, к ненцам себя отнесли 6 тысяч человек, еще 2 тысячи – к коми. Остальные – это около 70% населения – указали, что они русские. Примерно 6% ненцев отметили, что не знают русского языка.
Лилия Тайбарей из объединения коренных малочисленных народов КМНСоюз говорит, что желание "пасть за свою родину" – это маркер русского человека.
– Я себя считаю русским человеком. Я, конечно, по национальности ненка, но менталитет у меня все равно русский. Русский человек – это кто: он любит свою родину. Человек, который падет за свою родину. Если надо, пояса затянет потуже. Я буду защищать, конечно же, свои интересы, но, если страна в опасности, я, как и все, соберусь с мыслями, буду со своим государством в первую очередь. Я прекрасно понимаю, что у нас огромнейшая страна. Огромное количество языков, национальностей. Это наша и слабость, с одной стороны, но в большей степени, я считаю, это наша сила. Потому что если мы будем сохранять общение между собой, будем уважать друг друга, язык друг друга, сохранять традиции, тогда мы будем силой, – рассуждает она.
Лилия потеряла на войне родного брата Дмитрия Тайбарея. Ему было 24, под Нарьян-Маром осталось оленеводческое хозяйство. В ее семье горе было двойным – с фронта не вернулся также ее зять Василий.
– Я в любом случае патриот. Несмотря на то, что у меня там погиб родной младший брат и погиб еще зять. Я плачу, потому что все равно это боль, – продолжает Лилия. – Он пошел туда осознанно, ему было 24 года, он погиб. Я с уважением отношусь к его выбору. Я согласна с вами, что лучше бы этого конфликта не было. Но это произошло, а я что сделаю сейчас? Пойти и быть за другую страну? Я не могу так поступить. Мой брат и мой зять сделали выбор: защищать границы. Вот этот русский менталитет – он у всего народа присутствует, может, кто-то по-другому думает, а я так думаю. Мне просто так легче живется, чем если я буду думать, что мой брат просто погиб зря.
