Ну, вот и до меня докатилось. Сколько раз жаловались мне друзья и знакомые – как поредел их круг, как они больше не разговаривают с мамой-папой-дедушкой-мужем-братом-сестрой или по крайней мере не говорят о политике, чтобы не убить друг друга, сколько их друзей и знакомых оказались – дальше следовало непечатное. И каждый раз, выражая им искреннее сочувствие, я замечала – не то чтобы с гордостью, но все-таки не без тайной радости, – что я, в отличие от них, не потеряла друзей, не разочаровалась в знакомых, и если и знаю кого-то из тех, кто призывает горящие угли на головы нечестивых украинцев, то разве что шапочно, а то и через два-три рукопожатия.
Да почему же с тайной радостью – с явной, да и нет в этом ничего плохого – порадоваться, что в твоем окружении отсутствуют идиоты и людоеды. Была ли в этой радости малая толика гордыни? Если совсем честно, наверное, была. Никогда не высказанная словами, тихая, очи долу, платочек в кулачке, но все-таки была: вот ваш круг треснул по швам, а мой не треснул – типа крепче вашего был и круглее. А кто у нас мать всех грехов? Правильно, гордыня. Следует за ней наказание в виде свержения с кочки, на которую гордящийся забрался? Всенепременно. Вот и меня сбросило с моей – непосредственно сейчас.
Рассказываю. Есть у меня родственники в не очень далеком, но глубоко провинциальном городе Энске. Мы друг другу симпатизировали, но общались мало – время от времени Вера (назовем ее так) приезжала в Петербург со своей младшей дочкой, допустим, Соней, мы сидели у нас на кухне, и они рассказывали нам историю нашей же семьи, которую, к моему стыду, знали гораздо лучше нас. Мы слушали о том, как наш дедушка перебрался в Петроград из деревни, а потом они торопились на поезд и снова надолго исчезали в своем Энске.
Так продолжалось до позапрошлого лета, когда они пригласили нас с младшим сыном в гости. Мы собрались и приехали в маленький, заросший бурьяном Энск с широченным оврагом, разделяющим городок пополам, монументальным бурым козлом, привязанным у забора, и пушистыми полями вдоль речки, на которых, говорят, стоял то ли Мамай, то ли Батый. И вот мы ходили с нашими родственниками по этим полям, пили парное молоко от коровы, обитавшей в соседнем дворе, жили в их доме на высоченном берегу, разговаривали долгими часами о том о сем и проникались к этим людям безмерным уважением.
И вот вчера я, признаюсь, не без опаски набрала в грудь побольше воздуха и позвонила в Энск – после перерыва длиной в войну. Звонок был непраздный: я спросила, как поживает Верин зять, не загребут ли его на фронт, не получил ли он повестку. "Пока тихо, – ответила Вера. – Ждем". – "Чего ждете, – говорю, – он у вас по прописке живет?" – "По прописке". – "Ну, так надо же что-то делать, пусть к вам пока переедет, не пойдет же он погибать за дворцы Путина", – говорю я, торопясь и уже чуя недоброе. "Ну а что делать, – слышу я в ответ, – дело же не в дворцах, ты посмотри, что творится, весь мир решил уничтожить Россию…" – и тут на меня пролилось целое ведро телевизионного добра: и про 8 лет, и про Аллею ангелов, и про то, как украинцы бомбят нашу (!) Запорожскую АЭС – но почему же нашу?! "Ну, как же, ведь наши войска ее охраняют". – "Вера, ты смотришь телевизор?" – "Да, смотрю". – "Вера, ты же знаешь, что предыдущая власть врала нам 70 лет, почему ты уверена, что эти говорят тебе правду?" Молчание.
Если кто-то думает, что мы поссорились, то он ошибается. Если кто-то думает, что я сейчас назову своих родственников нехорошими словами и презрительными кличками – опять же ошибаются. Мое мнение о них не изменилось, Вера с мужем – честные и умные – да, умные люди, преподаватель техникума и главный инженер предприятия, дом построен своими руками, двое детей выращены, газон подстрижен, гортензии белеют, яблони и груши расцветают, да еще за газоном – огромный питомник саженцев на продажу. И большой белый пес, между прочим, не сидит на цепи, а вольно бегает по саду – и это тоже о многом говорит. Мои энские родственники, как говорится, соль земли русской, провинциальная интеллигенция, труженики, никогда не взявшие ничего чужого, и ни за какого Путина они, между прочим, не голосовали: тем летом, когда мы у них гостили, они крыли его на все корки со всей воровской шайкой впридачу. И если теперь они общаются со мной из телевизионного зазеркалья, уверяя с пеной у рта, что это Америка и Европа шантажирует нас ядерной кнопкой, а не наоборот, то я понимаю одно: нет прощения тем, кто сделал такое с этими людьми.
Если уж они, стоявшие в оппозиции к режиму, пали под напором психической атаки, которую обрушила на них пропаганда, то что говорить о тех, у кого нет красивого дома и хорошей работы, кто живет в развалюхах с сортиром на дворе и для кого единственный путь наверх – это надеть берцы и топать, куда прикажут, – вот они и стоят сейчас угрюмыми толпами перед военкоматами, а потом перед автобусами, пока их жены и матери воют в сторонке, как выли бабы испокон веков при рекрутском наборе – смотри картину Репина "Проводы новобранца".
Мы не поссорились. Мы поговорили. И решили не продолжать безнадежных споров – и остаться родными людьми, пусть и по разные стороны баррикад. Потому что баррикады когда-нибудь разберут, а мы, не наделав непоправимого, сможем посмотреть друг другу в глаза и обняться. И я при этой знаменательной сцене буду держать за руку Соню – да-да, потому что обе Верины дочки стоят по нашу сторону заграждений. Соня прямо говорит маме, что та оболванена пропагандой, а мама удивляется: как же так, у нее же историческое образование, она же должна все понимать, а Соня… – ну, вы поняли.
Пока мы говорили, я сама поняла одно: моя ненависть к мастерам пропаганды прошла еще через одни медные трубы, еще больше раскалилась и отточилась. Честные люди именно в силу своей честности бывают не способны постичь всю глубину проделанного с ними мошенничества – они привыкли мерить по себе и не представляют, что кто-то за огромные деньги ежедневно вливает им в уши яд. Причем яд сильнодействующий, вызывающий галлюцинации. И я никогда не прощу телевизионным растлителям того, во что они превратили близких мне людей. И той боли и унижения, которые испытают эти люди, когда морок спадет.
И себе не прощу той капли гордости, которая позволила мне думать, что мой круг общения устроен так удачно, что в нем нет потерь и разделения – тут-то Змей Гордыныч и дал мне хорошего пинка своей грязной чешуйчатой лапой. Попадание в очередной капкан лжи – это трагедия России, всей без исключения, и гордиться тем, что сам туда не попал, – самое глупое и бессердечное, что можно сделать. И не нужно говорить, что этим людям нельзя помочь – да, переубедить их пока нельзя, но можно ненавидеть их заблуждение, их белую горячку, а не их самих. Когда-нибудь они выздоровеют – и ужаснутся.
И вообще можно постараться не быть такими злыми. Не кричать издевательски в спину мужикам, бегущим от смерти: а где вы были семь месяцев, почему бежите только сейчас? Это не лучше, чем кричать, где вы были 8 лет – горькая рифма.
Как можно без слез смотреть на толпы мужчин, молодых и не очень, идущих пешком через границы, бегущих к границам, чтобы только успеть до их закрытия, как можно рассуждать, что, мол, среди них есть много таких-сяких, на ходу сдирающих букву Z с машин, так ничего и понявших и только спасающих свою задницу? Да, есть. Да, может, и много – хотя кто их считал. Но неужели они достойны смерти просто из-за своей глупости и недальновидности, привычки бездумно подчиняться начальникам? Неужели вы не будете оплакивать своего непутевого родственника, зазря погибшего на этой бессмысленной бойне? Я своего – буду, даже если он самый непробиваемый ватник.
Кто сказал, что те, кто не уехали из страны, тем самым одобряют войну? На каких весах вообще взвешена правота тех, кто уехал и кто остался? Кто сказал, что если российские власти развязали кровавую бойню, то теперь навеки запрещается любить Россию, желать ей сбросить иго упырей и превратиться из имперского дракона в нормальное государство, которое перестанет пожирать своих граждан и закусывать соседями?
Я знаю, кто это сказал – все тот же Змей Гордыныч, который нашептывал мне, что у меня-то все хорошо. Так вот – гоните его в шею.
Софья Рогачева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
