"Удавка на шее сына". Юрия Жданова приговорили к трем годам условно

В Нарьян-Маре суд приговорил Юрия Жданова, отца юриста ФБК (признан иноагентом и экстремистской организацией) Ивана Жданова, к трем годам условно. Его освободили из-под стражи в зале суда. Об этом адвокат Жданова Владимир Воронин сообщил в своем твиттере.

Прокуратура требовала приговорить Жданова к трем годам колонии.

По версии следствия, Жданов, работая в администрации поселка Искателей, рекомендовал выдать местной жительнице квартиру по договору социального найма. Позже оказалось, что женщина уже получала материальную помощь. Обвинение считает, что у Жданова были хорошие отношения с Юлией Ветровой и её матерью, которой чиновники рекомендовали выдать квартиру. Сам Жданов отрицает это. В интервью Север.Реалии он рассказывал, что с Ветровой был в рабочих отношениях и вне стен администрации не общался с ней. Несколько участников комиссии заявили, что на заседании их не было, а их фамилии были вписаны в решение без их ведома. Сначала Жданова обвиняли только в превышении служебных полномочий, но позже добавили мошенничество, совершенное группой лиц, и служебный подлог.

Как следует из приговора суда, за служебный подлог Юрия Жданова приговорили к лишению свободы на 1,5 года, по обвинению в мошенничестве – 2,5 года лишения свободы.

– В любом случае мы считаем приговор незаконным. Он точно такой же людоедский. Три года – пусть и условно, но все равно это три года. И девять месяцев Юрий Павлович просидел в следственном изоляторе. Девять месяцев из его жизни вычеркнули, девять месяцев у него украли. Нужно всегда помнить о том, что всегда в этой системе есть люди абсолютные людоеды и абсолютные каннибалы. По всей России сотни политических заключенных, сотни людей невиновных сидят. Да, сегодня Юрия Павловича освободили. Разумеется мы этому рады, но мы должны помнить о том, что это приговор обвинительный. Его признали виновным в том, чего он не совершал, и мы в любом случае будем обжаловать этот приговор, – сказал Север.Реалии адвокат Жданова Владимир Воронин.

Слушателей в зал суда не пустили. Об этом Север.Реалии рассказала жительница Москвы Анна, которая специально из Москвы приехала в Нарьян-Мар на суд к Юрию Жданову. "Охранник привёл троих конвоиров, они посовещались и сказали , что нельзя", – сообщила она.

Юрий Жданов после освобождения рассказал Север.Реалии, что был готов к тюремному заключению и не рассчитывал на условный приговор.

– Считаете ли вы себя виновным?

– Нет, виновным не считаю. Изначально я говорил это на суде, я говорил это в ходе следствия. Я не считаю себя виновным. Преступление, которое мне вменяют, я не совершал. Я полагаю, что мой приговор – некий прецедент, потому что в отношении всех остальных политзаключенных пока действуют самые жесткие меры давления. Мой приговор, наверное, некое исключение из общего правила, мне так кажется.

– Почему он стал исключением и суд назначил вам условное наказание?

– Я не могу найти объяснение. Видимо, и сам суд понимает, что моей вины здесь нет, и она не доказана следствием. Очевидно, суд это тоже понимает. Возможно, пытаясь установить истину, а её всегда сложно установить, суд принял такое решение. Может быть, еще и смягчающие обстоятельства были учтены, все-таки, мне 67 лет и это было отмечено в решении суда.

– Вы готовы были к реальному сроку?

– Да. Я думал, что один к десяти: один шанс из десяти, что я получу условный срок. Я был готов и морально, и организационно. Я уже продумал все детали, как собираться на этап. Это целая процедура: нужно собрать вещи, нужно попросить близких, чтобы мне принесли крем для бритья, крем после бритья, какие-то продукты. Ну, в тюрьме тоже справляют Новый год. Там тоже накрывают стол, который называется крокодилом. Я уже думал о Новом годе в тюрьме.

– Как прошел день перед приговором?

– Обычно прокручиваешь какие-то мысли, но стараешься не углубляться. Или, как говорят в тюрьме, не загоняться.

– Было ли страшно?

– Нет. Я все-таки взрослый человек. Да, есть люди, которые ломаются. Я не испытывал страха. У меня большая закалка – и армейская, и в принципе. Я реально смотрю на вещи: если в тюрьму – значит в тюрьму. Это же не пожизненное. Я знал, что не пожизненное и не расстрел. Я трезво оценивал ситуацию, но чувство страха не испытывал.

– Когда прокуратура запросила вам три года, о чем вы подумали?

– Я подумал о том, что это несправедливо. Во-первых, прокуратура – сторона гособвинения – не смогла доказать моей вины, и я посчитал, что это несправедливо. Во-вторых, запрошенный срок я считал большим и неоправданным, даже если его соотнести с преступлением. Если гипотетически было совершено подобное преступление, то давать за него три года несправедливо. Следствие считает, что мы (комиссия) порекомендовали неправильно главе Григорию Казаченко выделять квартиру. Если только за мнение комиссии давать три года реального срока, я считаю, что тут несоизмеримо действие и наказание. Преступление и наказание должны соотноситься. Наказание – это всегда крайняя мера, и вообще наказание должно быть эквивалентно добру. Это значит, что человека наказывают только с той целью, чтобы в последующем он не совершал подобного преступления.

– Сколько в комиссии было человек?

– Было четыре человека, это было достаточно для того, чтобы был кворум и для правомочного решения жилищной комиссии – для рекомендации. Я акцентирую на этом слове: рекомендовать. Сторона обвинения в суде постоянно говорила, что это не предмет филологического спора. Я говорю: подождите, между словами "рекомендовать" и "приказать" есть разница. И если в решении комиссии написано рекомендовать главе, то юридически значимым документом является постановление главы, а не какой-то там коллегиальный общественный орган. Прокуратура этого не хочет понимать, и она тут же во время следствия говорит, что это не предмет для лингвистического спора, суд – это не место для филологических диспутов. Извините, но истину нужно определить тогда, когда люди договорятся о понятиях.

– Кто-то из оставшихся членов комиссии или глава понес наказание за то, что выделили квартиру местной жительнице, которая ранее уже получала субсидию?

– Нет. Их вообще не привлекали. Они проходили все свидетелями.

– Как прокуратура аргументировала тот факт, что не было уголовного дела в отношении главы? Он же подписывал приказ о выделении квартиры…

– Прокуратура считает, что лично я ввел главу Григория Казаченко в заблуждение. Позиция прокуратуры, что я обвел вокруг пальца бедного несчастного главу, ввел его в заблуждение, а он наивный ничего не знал и доверился мне.

– Он это подтвердил в суде?

– Да, он так лжесвидетельствовал, говорил, что ничего не знал. Хотя это не соответствует действительности, потому что я пришел работать в администрацию в марте 2019 года. В 2018 году, когда я там еще не работал, глава уже получил документы о том, что у нее была субсидия, сам же глава подписывал запросы о том, что есть ли квартира у данной гражданки и есть ли у неё субсидия. И приходили ответы. В конце 2018 года в администрацию пришел ответ, что данной женщине выдавалась субсидия. Но при этом амнезия полная у господина главы. Он говорит: я ничего не знаю, не помню, меня ввели в заблуждение тогда еще в 2018 году, когда я еще не работал в администрации. Следствие, прокуратура и суд говорят: ну да, мы доверяем главе, он действительно такой наивный человек, действительно доверчивый.

Глава моего возраста, работал председателем поселкового совета и депутатом был, и работал главой, но вот такой доверчивый и очень наивный. В поселке, где каждый знает, кто с кем спит и что у кого на обед, он не знал, что у этой женщины была субсидия. Хотя и на суде она говорила, что он пообещал эту квартиру ей. Глава знал о том, что у неё была субсидия, о чем я не знал. Но на суде он говорит, что ничего не знал. У всех память стерлась, компьютер завис у всех наших свидетелей. Они боятся, люди напуганы, на людей давит следствие.

– Связывались ли вы с сыном уже?

– Да. Мы просто рады были слышать друг друга, мы не слышали друг друга 9 месяцев. У меня не было с ним телефонного общения, только по переписке через ФСИН-письмо. Я думаю, он тоже был удивлен приговором.

– Ваш адвокат Владимир Воронин говорит, что будет обжаловать приговор. Вы не боитесь, что на апелляции суд примет решение не в вашу пользу?

– Я не знаю. Мы пока не успели обсудить это с адвокатом. Я пока не готов ответить, здесь надо подумать. Я не считаю себя виновным, но нужно ли подавать апелляцию – мне нужно посоветоваться с адвокатом. Тюрьма приучает не торопиться.

Уголовное дело против Юрия Жданова появилось практически сразу после того, как его сын – Иван Жданов – уехал из России на фоне преследований сторонников Алексея Навального. Иван Жданов считает, что уголовное дело против отца возбудили из-за его работы в команде Навального. Юрий Жданов рассказывал Север.Реалии, что не винит сына в произошедшем.

– Не видеть политической подоплёки моего дела может только прикидывающийся невинным простачком человек или прожженный лицемер типа Соловьёва, – сказал он в интервью корреспонденту Север.Реалии из СИЗО. – Но в этом-то и вопрос, что делом против меня можно попугать общество. Посыл старшему поколению: не урезоните своих детей – будете сидеть, как Жданов. Посыл младшему поколению: замолчите, успокойтесь, а не то мы доберемся до вас через ваших родителей и близких, как до отца Жданова. Давить на оппонентов, используя заржавевшие приёмы из прошлого, признаю политической узколобостью и интеллектуальной деградацией. Непосредственным толчком к моему делу, думаю, послужили и последние события с Алексеем Навальным.

Во время следствия Юрий Жданов находился в СИЗО, где у него ухудшилось состояние здоровья. В итоге Жданова из изолятора отправили в больницу, но отказались переводить под домашний арест. Жданов, находясь в СИЗО, рассказывал Север.Реалии, что переболел коронавирусом в изоляторе.

– Радоваться рано, – считает адвокат Александр Островский. – Бывает, что правоохранительные органы просто таким образом используют известный садисткий прием, иначе говоря, рубят хвост кошки по частям, то есть Жданов-старший будет под колпаком, чтобы в любой момент по надуманному предлогу его можно было снова отправить в тюрьму. С Навальным же так и сделали, как только это понадобилось, заменив условный срок на реальный. Нет никаких сомнений, что это уголовное дело – удавка на шее его сына.