30 января 1930 года в СССР началась "ликвидация кулака как класса". Принудительная передача имущества крестьян в колхозы сопровождалась арестами и ссылками, в которых побывали более двух миллионов человек. От голода и болезней погибла треть депортированных крестьян. Корреспондент Север.Реалии рассказывает, как раскулачивание проходило в Коми, где советские власти создали десятки спецпоселков, заставив "капиталистов" и "вредителей" бесплатно валить лес для пополнения экспортных запасов.
Постановление от 30 января 1930 года о ликвидации кулацких хозяйств запустило в СССР борьбу с новым классовым врагом – "кулаком". По задумке Сталина, переворот в развитии деревни должен был случиться с полным переходом на колхозное производство. Достичь этого было невозможно, оставляя у крестьян "орудия производства с правом свободного пользования землей". Отсутствие инструкций по конфискации имущества деревенских жителей приводило к произволу органов власти на местах. Крестьян называли кулаками даже при наличии у них в собственности, например, козы, охотничьей собаки и даже банного веника, подвергая за это принудительным работам, депортации и даже расстрелам. По оценкам историка Виктора Земскова, в "кулацких ссылках" за десять лет насильственной коллективизации побывали более 2 млн человек.
Весной 1930 года к берегу реки Печора недалеко от современного города Вуктыл в Республике Коми причалила баржа с 600 "раскулаченными" жителями Воронежской губернии. Их приговорили к ссылке и принудительным "общеполезным" работам на лесоповале как членов семей кулаков. Так возник спецпоселок Ичот-Ди (в переводе с коми "маленький остров"), просуществовавший до 1967 года.
Сын Алексея Тютина в Ичот-Ди (Верхний ряд, в центре)
– У моего деда Алексея была большая семья, 12 человек. Мельница, кирпичный дом под Воронежем. Когда появился удобный момент его вытряхнуть из дома, так сказать, соседи постарались: объявили кулаком и выслали, все имущество забрали. В Ичот-Ди погибла почти вся его семья от голода и болезней. Остался один сын, но и он пропал потом на войне. Здесь дед познакомился с моей бабушкой, которая тоже потеряла мужа и детей при депортации. Они создали новую семью, – вспоминает жительница Ухты Галина Тютина.
Жители Ичот-Ди добывали и сплавляли по реке древесину для советского треста "Комилес". Дерево переправлялось в Архангельскую область, а далее продавалось за рубеж, рассказывает сыктывкарский историк Игорь Сажин, возглавлявший до ликвидации в России местное отделение "Мемориала". Согласно договору между советским трестом "Комилес" и местным политуправлением НКВД, всего в распоряжение предприятия в 1930 году были "переданы" 5 тысяч кулацких семей. Их расселили по десяткам спецпоселков таких же, как Ичот-Ди.
– Лес в советском союзе приносил крупные валютные поступления. Предприятию нужны были люди, так как местное население было очень маленькое. Когда прибыли первые спецпоселенцы в Ичот-Ди там вообще ничего не было, они стали рыть землянки и заниматься каким-то сельским хозяйством, чтобы зиму пережить. Как охотиться и грибы собирать они еще не знали – они же люди степные. Два сына моего деда Василия родились в этом поселке и там же погибли из-за страшного голода с 1932 по 1934 годы. Тогда по документам умерло 400 человек от цинги. При этом продовольствие подвозили, оно хранилось где-то на складах и покрывалось плесенью. Комендант его просто не выдавал, считал, что крестьяне плохо работают. Его потом судили за халатность, – говорит Игорь Сажин.
Прадеда Сажина Герасима Колтавского выслали в Ичот-Ди в 1930 году. В Воронежской губернии Колтавский не больше года владел молочной лавкой, но разорился. С приходом большевиков этот предпринимательский опыт не остался незамеченным.
– Ему все время припоминали, что он был когда-то лавочником. Кроме того, у него с друзьями в совместном владении были веялка и сеялка, и это тоже рассматривалось как элемент кулацкой жизни, считалось, что такие "вредители" будут мешать организовывать колхозы. Решение об их наказании принимались комиссиями в основном из местной власти: кого-то отправляли просто за село жить, других передавали органам НКВД для дальнейшего следования в спецпоселения. Прадеда выслали вместе с взрослым сыном. Другие два его сына отказались от отца. Я читал документы, где они просто пишут, что они отказываются от него, что они не являются кулаками. Герасима с сыном везли сначала железной дорогой, потом баржами, и во время этой дороги прадед где-то погиб, мы до сих пор не можем найти это место. То есть в итоге прибыл только его сын, мой дед, – говорит Сажин.
Дед Галины Тютиной – Алексей – работал в Ичод-Ди бакенщиком, сторожил маяки на реке. В первые годы переселенцы жили в землянках и бараках, "в которых было холодно до ужаса", рассказывает его внучка. Несмотря на вышки с вооруженной охраной, из поселка многие убегали в тайгу. Прибывающие "кулаки", а позже депортированные с юга России немцы и украинцы выменивали у местного населения теплые вещи и еду, но этого хватало ненадолго. Многие уходили вверх по реке, где, по слухам, находилась железная дорога. Но часть переселенцев все-таки оставалась жить в поселке и налаживать новый быт. Тютин к началу войны построил собственный дом на берегу реки и возвращаться обратно не собирался.
– Дед не собирался возвращаться даже если бы ему разрешили, настолько он обиделся на односельчан, соседей. Эти "активисты", которые раскулачивали, в большинстве своем были кем? Голодранцы, у которых ничего в жизни никогда не было, они не привыкли работать. А деда бросили в тайге, кинули инвентарь, и он заново построил себе дом. Он умер в 60 лет. Просил, чтобы его похоронили именно в Ичот-Ди, так как там вся его первая семья погибла, – рассказывает Галина Тютина.
К 1937 году, когда в большинстве регионов СССР завершилась коллективизация, спецпереселенцы Ичот-Ди полностью обеспечивали себя едой. По словам Сажина, голод в поселке повторился с началом Великой отечественной войны.
– Моя мать родилась в 1940 году, и она помнит послевоенное время, как вернулись солдаты на баржах. У кого не приехали родные, они стояли на берегу и рыдали, потому что им привезли похоронки. Тогда снова начался голод, забирали практически все по спискам, у бабушки была корова, и молоко надо было отдавать в колхоз. Мама помнит голодные обмороки, но к тому времени ее братья уже научились охотиться в лесу. Стало посвободнее: детям кулаков не надо было отмечаться в комендатуре, они уже считались свободными и им выдали паспорта, убрали забор, сняли стрелков с вышек. Деда даже отправили учиться в сельхозтехникум, – говорит Сажин.
В 1967 году Ичот-Ди ликвидировали. Большинство репрессированных семей вернулись в Воронежскую область. Оставшихся жителей власти переселили в соседнее село Шердино. По рассказам местных, тогда в поселок приехали тракторы и спихнули остатки пустых домов под откос в реку.
Сегодня на месте спецпоселка потомки репрессированных организовали музей под открытым небом: поставили часовню, дом для паломников и инсталляцию в виде окна.
– В 1990-х выяснилось, что председатель Госсовета Коми Иван Кулаков тоже родился в Ичот-Ди, поэтому поднялись вопросы реабилитации и увековечения памяти жертв репрессий. Власти решили поставить этот крест в виде окна: это такой деревенский символ, попытка хоть как-то обустроить место, куда выкинули их всех. Тем не менее, мои мама и дядя это место любят, посещают его, потому что детство – оно одно, каким бы тяжелым оно не было, – подчеркивает Сажин.
Ичот-Ди
Изъятие земли и урожая более чем у 75% крестьян лишило их стимула к труду, из-за нехватки фуража в стране начался падеж сельскохозяйственных животных, а репрессии лишили деревенские предприятия трудоспособных мужчин, писал в апреле 1933 журналист газеты Financial Times Гарет Джонс, побывавший в СССР.
– У нас 70% населения в колхоз вошли, а 30% власти куда-то разбросали из-за того, что они отказывались вступать. Они ждали, надеялись, что будет по-другому. У мужа из-за этого репрессировали всех родственников. Двух сестер отправили работать на кирпичный завод в Сыктывкар, брата – на лесосплав, – рассказывает краевед из села Помоздино Усть-Куломского района Коми 81-летняя Полина Уляшева.
Молчаливый протест местных жителей против вступления в колхозы поддержали многие деревни вокруг Помоздино.
Смотри также "Прости меня ради бога". Годовщина расстрела "группировки церковников"– Мой прадед был простым крестьянином. Сам пешком дошел до Архангельской области, чтобы поменять свою лошадь на их породистого быка, потом уже здесь родились породистые коровы. В колхоз вступить отказался. Его начали облагать большими налогами, затем и вовсе раскулачили. Отобрали все. Он ушел жить в лес, стал отшельником. Иногда навещал детей, выносил им рыбу или мясо. Недавно лесорубы нашли его плуг и соху. Умер он в 1943 году в своей лесной избушке, – рассказала Север.Реалии жительница деревни Бадьельск Нина Уляшева. – Его сына Илью посадили в тюрьму за то, что он убил свою лошадь, чтобы не сдавать в колхоз. Он хотел жить своим хлебом и ни от кого не зависеть, чтобы не быть никому ничего должным. Коллективизация разрушила старые устои, и в конечном счете разрушила и крестьянство.
По оценкам историков, от голода, холода и болезней в первые годы "раскулачивания" погибли около 800 тыс. депортированных крестьян. Насильственная коллективизация при этом привела к экономическому перевороту в сельском хозяйстве, которым грезил Сталин. Так, в 1930 году государству удалось побить двадцатилетний рекорд и заготовить 19 млн тонн зерна. Из него четверть была отправлена на продажу за границу.