По данным предновогоднего опроса ВЦИОМ большинство россиян убеждены, что не стоит шутить над особенностями здоровья других людей, а также над церковью, национальными особенностями и традициями разных народов, над историей России, СССР и Российской империи. При этом шутить в России становится все более небезопасно. В минувшем году, например, МВД признало "пожизненно нежелательным" пребывание комика Идрака Мирзализаде в России. Стендап-комик Руслан Белый заявил о запрете своих выступлений в России и связал это с выходом на YouTubе его концертов "Я свой" и "Почему я отрастил усы", где есть политические шутки. В этих выступлениях Белый в том числе шутит про Владимира Путина, спикера Совета Федерации Валентину Матвиенко, упоминает Алексея Навального и митинги.
На этом фоне многие с ностальгией вспоминают позднесоветские времена "гласности", когда казалось, что отныне всегда можно будет шутить и смеяться без оглядки на политическую цензуру.
В конце 1980-х годов у ленинградских театралов особой популярностью пользовался "Театральный марафон". По форме они напоминали КВН, но на самом деле это были соревнования "капустных" команд разных театров, имевшие у публики огромный успех. Шутки, в том числе и в адрес руководителей существовавшего тогда еще советского государства, были смешными и острыми. Мало напоминающими нынешние как бы "фрондерские" шутки "масляковского" КВН. Немало номеров, приготовленных для "Театрального марафона", стали легендарными. А историкам и социологам они дадут дополнительный материал для изучения примет того времени.
Капитаном театральной сборной Ленинграда был артист Борис Смолкин. Он делится с Радио Свобода своими воспоминаниями.
– Придумал "Марафон" Сергей Слонимский (не путать с выдающимся ленинградским композитором), предприимчивый тогда еще молодой человек, он работал во Дворце молодежи, даже уже сейчас не помню кем. И где он сейчас, я не знаю. Поначалу это просто были какие-то робкие попытки что-то сделать. "Болванку" взяли у КВН – домашние задания, конкурс капитанов... Но были и профессиональные, актерские задания. И было еще много импровизации. Важным отличием от телевизионного КВН было то, что на сцену выходили профессиональные артисты, люди, привыкшие к сцене. И жюри было вполне представительным. Помню, там сидели спортивный телеведущий Геннадий Орлов, артист Игорь Дмитриев. Судить игры с участием московских команд приезжали Александр Абдулов, Александр Ширвиндт.
В отличие от команд масляковского КВН, которые сотрудничают с профессиональными авторами, участники "Марафона" сами придумывали номера, репризы, песни. По большому счету, это были театральные капустники, которые мог увидеть любой желающий. Капустники, кстати, умеют играть далеко не все артисты. Отбор шел таким "естественным" путем.
– Какие театры участвовали в "Марафоне"?
– Команды были у Театра имени Пушкина, ныне Александринского, у Театра комедии, который тогда еще не был театром имени Акимова, у Театра Ленинского комсомола, сейчас это "Балтийский дом". Были команды даже у музыкальных и оперных театров, я помню команду Малого оперного театра, ныне Михайловского. Но они как-то быстро сдались, так что остались только актеры драматических театров, ставшие крепкими профессионалами "Театрального марафона".
– Но ведь в Ленинград приезжали играть и москвичи?
– Да, москвичи приезжали. Театр "Шалом" приезжал, у него капитаном была покойная Марина Голуб. Но не только москвичи. Из Киева приезжала команда Театра имени Ивана Франко, минский Драматический театр имени Горького тоже присылал свою команду.
А у нас тогда образовалась сборная Ленинграда, в которой играли Андрей Ургант, Андрей Максимков, Андрей Краско, Аркадий Коваль. И я тоже играл. Мы все были из разных театров, мне даже трудно сказать, что нас объединило. Наверное, взаимная симпатия, талант, желание выступать в капустниках...
– Вас в интернете называют капитаном этой команды. Как вы им стали?
– Я тогда перешел работать в Театр имени Пушкина, будучи уже опытным участником капустников. Кроме того, я играл в "капустном" театре "Четвертая стена", основанном Вадимом Жуком. И меня позвали в команду Пушкинского театра и сделали капитаном. А когда создавалась сборная Ленинграда, меня выбрали и ее капитаном. Почему, затрудняюсь точно ответить. Наверное, потому, что выигрывал все конкурсы капитанов, в которых участвовал (смеется). Помню название сборной – "Очень 89".
– В играх участвовали по две команды?
– Нет, поначалу их было много. Но потом обычно команд было две. Появился, устоялся какой-то постоянный формат. Мы собирали большие залы – Дома Культуры, даже Большой концертный зал "Октябрьский". А когда все это движение "рассосалось", мы сделали программу, с которой выступали. Тоже весьма успешно. И тоже на больших площадках.
– Все начиналось в конце 1980-х, в советские времена, пусть уже и наступили гласность и перестройка…
– О да! И это была очень благодатная почва для создания наших номеров. Было ощущение, как будто открыли сразу все двери и окна.
– Вам легко разрешали шутить над Горбачевым? Над КПСС? КГБ?
– А мы и не спрашивали! Я вообще не помню цензуры в это время. Это была волна свободы. Я бы даже сказал, волна шальной свободы. Мы успели пошутить… Да на какие только темы мы не успели пошутить! И о предыдущей власти, и о нынешней. Нас никто не останавливал и никто не проверял.
– Ну а вы, придумывая свои номера, опасались чего-то? Хотя бы вначале?
– Нет! Тут важно сказать, что капустники, которые были основой "Театрального марафона", они были, как говорится, для "внутреннего употребления". А тут они вышли наружу, ведь на них продавались билеты. Но публика у нас была своя, особая. Которая хотела посмотреть эти капустники, наши выступления. Это были сливки общества, настоящая интеллигенция. Думаю, процентов 70 этой публики сейчас живет за пределами России. Тех, кто приходил, мы считали своими. Мне кажется, они были благодарны, что мы сделали открытыми закрытые до тех пор для большинства из них капустники. У нас была программа, которая называлась "Годы свободы".
– Я как раз один из тех, кто благодарен вам... Я всегда мечтал пробраться на капустник. На легендарные ночные посиделки в Доме актера на Невском в дни гастролей московских театров. А тут можно было купить билет и прийти в зал… Кстати, театр капустников "Четвертая стена" Вадима Жука уже существовал тогда?
– "Четвертая стена" существовала с середины 1970-х. Мы все, как и участники сборной "Очень 89", были выпускниками ЛГИТМИКа. Актеры приходили, уходили. Потом нас осталось пятеро. Пятеро тех, кто играл до самого конца существования театра. Плюс концертмейстер.
– Но уж "Четвертой стене" наверняка приходилось сталкиваться с цензурой…
– Да, в 1970-х цензура была. Мы позволяли себе кое-что, но нас отсматривали, хоть мы играли для своих, по ночам. Начальство Дома актера очень опасалось проблем, была такая внутренняя перестраховка. Приходя на выступление, мы видели ребят из КГБ, которые нас курировали. Не могу сказать, что цензура была чересчур жесткая, но она была, конечно. А что касается "Театрального марафона", то нам повезло со временем. Повторюсь, это было время шальной свободы. Более точного определения не подберу...
– И вам это время явно очень нравилось…
– Да. Ну и, честно говоря, это был и какой-то заработок. У нас появились продюсеры, нам платили гонорары. Наступили годы, когда работы было очень мало. Многие артисты уходил в таксисты, в торговлю. А нам платили. Пусть небольшие, но деньги.
Небольшое отступление. Время было действительно сложное. В Ленинграде в конце 1980-х была введена карточная система на товары и продукты. Одним из популярных номеров "Театрального марафона" был романс на стихи Вадима Жука:
Ты отдалась мне за талон на мыло,
Как девочка, играя и резвясь...
А если бы оно в продаже было,
То неужели б ты не отдалась?
А вот номер в исполнении Аркадия Коваля (видео ниже). Называется он "Пьеса для рояля с роялем". Уже не все, наверное, помнят, что почти весь алкогольный рынок тогда занимал спирт Royal, который и разбавляли чем-то, и пили просто так. Еще одна примета того времени.
– Популярности вам участие в "Театральном марафоне" прибавило?
– Да, конечно, хотя телевидение нас, за редчайшим исключением, не снимало. Причем прибавило популярности не только в России. Многие наши поклонники эмигрировали, и молва о нас распространилась за пределы страны.
– Почему и как "Театральный марафон" закончился? Он себя исчерпал?
– Я лишь могу рассказать, что сам думаю по этому поводу. За других говорить не хочу... Во-первых, в какой-то момент обо всем, или почти обо всем, над чем смеялись мы, стали говорить на телевидении, в газетах, театрах, в кино. Был такой период в истории России, когда запретных тем практически не было. Недолгий, но он был. Может быть, поиссяк энтузиазм, на котором все строилось. Ведь это же не было нашей основной работой. Мы собирались, целыми ночами что-то придумывали, писали – это требовало энтузиазма. Может, мы просто стали старше. Кто-то нашел себе другую нишу. Андрей Максимков и Андрей Ургант отделились, стали работать вдвоем. Андрей Краско стал активно сниматься в кино.
Как ни странно, вот этого капустного энтузиазма, задора у нынешней театральной молодежи не осталось…
Кстати, в "классическом" КВН тогда стала участвовать сборная Ленинграда, в которую на волне "Театрального марафона" пригласили придумывать номера. Участники этой сборной Михаил Шац, Михаил Щедринский потом переехали в Москву. И через много лет мои друзья еще по тем временам меня позвали на пробы в сериал "Моя прекрасная няня" на роль дворецкого. Где я снимался несколько лет в 2000-х.
– Вас не смущает, что вас обычно именно с этой ролью ассоциируют?
– Меня еще и по голосу узнают, стоит мне открыть рот. Я ведь озвучивал Йоду в нескольких сериях "Звездный войн" (смеется). Если серьезно, то роль в "Прекрасной няне" принесла мне много хорошего.
– Придя в "Театральный марафон" в 1980-х, вы уже были опытным и известным артистом. Проработали в нескольких ленинградских театрах, сыграли немало серьезных ролей – Полония, Тарелкина, Труффальдино, Флоридора, Расплюева. Снимались в кино. Капустники были для вас какой-то отдушиной? Возможностью отвлечься от основной работы?
– Да, ролями я не был обделен, но участвовать в капустниках мне нравилось. И нравится до сих пор. Я со студенческих времен с удовольствием ныряю в такие "авантюры". Что-то пишу, придумываю. Когда я играл упомянутого вами Полония, то после первого акта, в котором Полония убивают, я спускался в гримерку, где меня уже ждали ребята. И мы сидели, придумывали…
– Но на поклоны в конце спектакля выходили?
– На поклоны? Да! (Смеется.) "Гамлет" длился 4 с половиной часа. Первый акт шел два с половиной часа, так что два часа до поклонов у нас всегда было!