"Безумие нарастает". Историк Иван Курилла о власти и протестах

21 апреля в России прошли несогласованные митинги в поддержку Алексея Навального, анонсированные за три дня до того. Еще до начала акций полиция провела массовые задержания и аресты известных активистов или тех, кто опубликовал в соцсетях сообщения о грядущих протестах, но людей это не остановило. Почему протесты продолжаются несмотря на репрессии и что из этого выйдет, корреспонденту Север.Реалии рассказал историк Иван Курилла, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Иван Курилла, историк

– Почему лично вы решили выйти на эту акцию протеста?

– Я, честно говоря, на все последние акции выхожу, потому что считаю, что надо. Я считаю, что у нас страна в последние годы развивается в неправильном направлении, и если я что-то могу сделать – хотя бы выйти на улицу, то надо это сделать. Сейчас, буквально последние дни, нарастает безумие. Я обратил внимание на новость об аресте в Нижнем Новгороде академика РАН, лауреата Государственной премии Ефима Хазанова – это очень показательный пример. Общество раскололось. Та часть, которая у власти, и та часть, которую представляет арестованный сегодня академик, – у них очень разные представления о том, что такое Россия, что такое наше общество.

С одной стороны, есть люди у власти, которые, как я считаю, давно потеряли право управлять страной и представлять страну. Они управляют ею только с помощью силы, в последние месяцы это стало совершенно очевидным. С другой стороны, есть люди, которые с этим не согласны. Ситуации таких конфликтов в разных обществах и в разное время приводили к гражданским войнам, после которых часть людей вообще уезжает из страны.

После Гражданской войны 1917–1922 гг. из России эмигрировала значительная часть населения – те из "белых", кто не был убит. После войны за независимость США те, кто был за Англию, уехали в Канаду. В этих случаях складывается ситуация, когда в стране просто не остается несогласных. У нас (и это большая удача) нет гражданской войны, но гражданский конфликт тлеет и подпитывает эмиграцию. На вчерашнем собрании Академии наук говорилось о том, что за последние восемь лет резко увеличился отъезд ученых из России. В стране на глазах падает количество людей, которые занимаются наукой. Это одно из следствий того, что происходит с государством.

Я считаю, что страна захвачена людьми, которые используют власть в своих личных целях. Законотворчество последних лет не имеет ничего общего с интересами государства. Поскольку другим способом я не могу донести свое несогласие с тем, что делает власть, то я иду на площадь, и туда приходят люди, которые думают так же, как и я.

– Люди выходят не только из-за Навального?

– Судьба Алексея Навального тоже беспокоит. Мы можем по-разному относиться к его политической программе, к его личности в целом. Но сегодня он своими поступками, своей судьбой стал той точкой сборки, которая для огромного количества людей символизирует перемены. Я иду на площадь не только и не столько из-за судьбы Алексея. Нынешний лозунг "Свободу Алексею Навальному" – это то минимальное, что должно сделать государство. Но в целом, я выхожу за то, чтобы та группа, которая сейчас контролирует российское государство, наконец ушла, вернула демократические выборы и уступила власть тем, кто на этих демократических выборах победит.

Протесты в Петрозаводске 21 апреля

– Арест академика Хазанова, письмо, которое подписали нобелевские лауреаты в защиту Алексея Навального, – все это говорит о том, что оппонентами российской власти сегодня становятся образованные, думающие люди, но власть их демонстративно не слышит.

– Я, к сожалению, должен констатировать, что эта власть принципиально антиинтеллектуальна. Мы видели, как власть разгромила независимость Академии наук в 2013 году. Академия наук была последним крупным, авторитетным центром независимой экспертизы. Но те, кто контролирует нынешнее российское государство, видимо, в любой независимости видят для себя угрозу. А ученые в принципе независимы, поскольку они опираются на свои знания, логику, научную картину мира. Решения, которые принимаются в последние годы в стране, приводят к тому, что ученые либо эмигрируют из страны, либо выходят на улицу, либо оказываются привлеченными по разным статьям. Есть и большое количество дел так называемых "ученых-шпионов", и задержания по политическим обвинениям. Это все показатель того, что нынешней власти ученые не нужны.

– Было ли когда-нибудь такое в России, чтобы настолько власть не уважала думающих людей?

– Такое было, но очень давно – пожалуй, во времена Николая I. Например, Советский Союз был гораздо более кровожадным, чем Россия сегодня, но при этом коммунистическая диктатура была диктатурой прогресса – в том смысле, что она строила будущее, и без ученых обойтись не могла. Да, их в шарашки ссылали, но, тем не менее, считали, что развитие науки – это важно. Подчеркнутого антиинтеллектуализма не было. А сейчас – "лучше вы уезжайте". Вот такого не было никогда.

– С каким историческим периодом вы бы сравнили сегодняшнюю Россию?

– Любые исторические сравнения хромают. В каком-то смысле сегодняшний период напоминает "мрачное семилетие" – последние семь лет царствования Николая I, от европейских революций 1848–49 гг. и до смерти Николая в 1855 году. Попытка заморозить общество, попытка наказывать людей за независимость суждений. Кружок "петрашевцев" (вольнодумцы, участники встреч у Михаила Буташевича-Петрашевского за распространение "пагубных учений" в 1849 году были приговорены к смертной казни, которую затем заменили каторгой. – СР), который не был антиправительственным, но людей наказали очень сурово – то есть любая независимость воспринималась как угроза власти. Попытка играть роль жандарма Европы при ослабевших возможностях, которая привела к противостоянию всей Европе и поражению в Крымской войне, – это похоже, как мне кажется, на внешнюю политику нынешней власти. Конечно, Николай I был наследным монархом, в отличие от Владимира Путина, поэтому не во всем ситуация похожа. Но если говорить о периоде в целом, то это ближайшее, что в голову приходит. С советским же периодом не могу сравнить сегодняшнюю ситуацию. Многие говорят, что это похоже на начало 1930-х, но я не вижу серьезных параллелей.

– А поздние 1980-е, Брежнев, застой?

– Тогда никакого массового, мощного антиправительственного движения не было. Были диссиденты, это люди, которых мы помним по именам. Несколько десятков человек. А сейчас на площадь выходят, я думаю, сотни тысяч людей. Это совсем другая история. Ничего подобного не было в позднем брежневском застое. В лучшем случае, там была ирония по отношению к власти, это совсем не то же самое, что нынешнее неприятие.

– Интересно представить, каким наше время останется в учебниках истории…

– Смотря как будут писаться учебники. У нас традиционно учебники пишутся в государственной парадигме, и тогда надо ожидать, что наше время будет описываться как период, когда группа, которая контролировала государство, сознательно ломала хрупкие институты, упрощала государство, разрушала институты гражданского общества. Если учебники будут писаться как социальная история, то я бы сказал, что будущие историки сделают упор на том, что в России складывалась политическая нация, в том числе благодаря протестам, которые сейчас происходят. Те люди, которые сейчас выходят протестовать, создадут новую Россию.

– На современные учебники истории только что ругался Владимир Путин в своем послании. Сказал, что в них, например, не говорится про Сталинградскую битву. Откуда у него такие сведения и почему он вообще в который раз поднимает эту тему, как вы думаете?

– Я не знаю, чем он недоволен. Он эту тему за время своего правления действительно не в первый раз поднимает. По-моему, еще в прошлый раз историки возмущались и говорили: пусть он назовет, какой конкретно учебник имеет в виду. Учебников истории России XX века, в которых не было бы сказано про Сталинградскую битву, не существует. Их не было и раньше, и тем более их нет сейчас, после борьбы за "единый учебник" и появления историко-культурного стандарта. Есть предположение, что за этим стоят бизнес-интересы: хотят заново переделить бизнес по производству учебников, и президенту что-то такое подсунули референты. А может быть, просто у президента есть какое-то старое впечатление от какой-то книги, которое он периодически повторяет.

Вот как он вспоминает Киплинга раз в несколько лет, так и раз в несколько лет упоминает неправильные учебники истории. Учебников истории России без Сталинградской битвы нет в природе, еще раз говорю. Но у Путина есть большое желание руководить историей и напоминать людям, что история Второй мировой войны – это что-то такое, что он лично контролирует. Вот мне кажется, это было очередное напоминание, что Вторая мировая – это идеология, а не наука, и учебники истории должны быть такие, как ему хочется.

Акция протеста в Петербурге 21 апреля

– Если смотреть в исторической перспективе, как долго может продолжаться ситуация, в которой сегодня оказалась Россия?

– Честно говоря, я был оптимистом уже давно. Если бы сбылись мои прогнозы, сделанные десять лет назад, то уже сейчас мы бы жили в свободной стране, но увы. Поэтому я теперь боюсь делать оптимистичные прогнозы. Но я рассчитываю дожить до того времени, когда в России наступит период надежды. Исторически я оптимист. Но не хочу сглазить, не хочу говорить, что это произойдет быстро. Надеюсь, что наше участие поможет в приближении этого момента.

– Все-таки кажется, что участвует в этом не так уж много людей…

– Произошел очень серьезный перелом в начале этого года. Раньше для многих была очень серьезная разница – санкционированный митинг или нет. Все организаторы добивались того, чтобы шествие или митинг были согласованы властью. До этого года было видно, что на согласованный митинг люди выходили массово, на несогласованный выходили активисты, готовые рискнуть собой. В начале этого года никто и не подумал попытаться согласовывать. Январские митинги были сознательно несогласованные, но вышли десятки тысяч. Переход, произошедший сейчас, показывает, что люди в значительной массе перестали считаться с тем, что власть им пытается что-то запретить. Когда власть запретила все, что бы ты ни делал, на запреты можно уже не оглядываться. Конечно, если бы митинг был согласован, если бы не было запугивания, арестов, людей пришло бы еще больше.

– Власть будет реагировать на митинги? До сих пор мы слышим от государственных спикеров, что протест – дело маргинального меньшинства.

– Власть будет продолжать так говорить и одновременно реагировать. Она уже отреагировала. Мы уже слышали Москалькову (Татьяна Москалькова, уполномоченная по правам человека РФ. – СР), которая говорила, что к Навальному пустили врачей. Уже мы слышали у Путина обещания больших денег на разные программы. Это всё – в том числе превентивная попытка снизить накал протеста. С другой стороны, будут говорить, что протестуют маргиналы.

Но дело в том, что власть, начиная с президента, уже не раз честно признавалась, что она врет. Помните слова Путина по поводу Крыма? У меня нет социологических данных, но представление такое, что на оценки, идущие от официальных источников, особенно никто внимания не обращает. Может, они еще нужны для вселения уверенности в бюджетников, которых насильно выгоняют власть поддержать иногда, – и то, их уже боятся сгонять. Если во времена Болотной площади власть устраивала "путинги" – сборы бюджетников в поддержку власти, то в этом году никаких крупных выступлений в поддержку власти не было. Такое ощущение, что у власти есть опасение, будто в любой большой группе людей, даже насильно согнанных, на площадях и на улице перевесят те, которым эта власть опротивела. Так случилось в Румынии в 1989 году: Чаушеску собрал людей, чтобы они его поддержали, а они его свергли.