Депутаты Госдумы в России не стали рассматривать законопроект об отсрочке от мобилизации для родителей детей-инвалидов – за документ не проголосовал ни один из депутатов "Единой России". Матери детей с инвалидностью с самого начала мобилизации требуют, чтобы их мужей не отправляли в Украину: зачастую мужчины в таких семьях – единственные, кто имеет полноценную работу, и забрать их на фронт – значит лишить семью не только поддержки, но и дохода, нужного для реабилитации и лечения больного ребенка.
Жителю Петербурга Андрею (имя изменено по его просьбе. – СР) пришла повестка в начале октября: двое сотрудников "то ли коммунальных служб, то ли военкомата" пришли в 7:30 утра в квартиру, где Андрей уже не прописан больше года. Проживающая в квартире девушка открыла дверь. Её начали спрашивать, где находится Андрей.
Она ответила, что не знает, но пришедшие попросили ее подписать повестку вместо Андрея и передать, что ему "приказано срочно явиться 6 октября 2022 года в 14:00 в Красногвардейский районный комиссариат для уточнения документов воинского призыва". Девушка подписывать повестку отказалась и попросила пришедших, чтобы они сами передавали документы Андрею.
– Они переглянулись, ухмыльнулись и закинули эту повестку, и сами захлопнули дверь. В тот же день мне с утра начал звонить робот-автоответчик из военкомата. Автоответчик говорил: приказываю явиться в военкомат. Я сразу положил трубку, даже не услышал, зачем приходить в военкомат. Самое смешное – этот автоответчик названивал весь день, каждый час. Я тут же позвонил супруге, и мы приняли непростое решение. Популярное, но непростое – уехать, – рассказывает Андрей Север.Реалии.
Вместе с супругой Андрей воспитывает двоих детей: девочку 5 лет и мальчика 3 лет. У дочери Андрея инвалидность – в два года девочке поставили диагноз расстройство аутистического спектра.
– Она говорит и воспринимает обращенную речь, но есть трудности в общении. Ей очень трудно говорить в диалоге. Любой поход или мероприятие требуют визуального расписания.
Андрей не служил в армии. Когда он учился на юридическом в факультете, то его не взяли на военную кафедру из-за категории "ограничено годен". К тому же помимо российского гражданства у Андрея есть гражданство Израиля.
– Я не могу ехать на войну. Ни по своим убеждениям, ни по достатку: у меня ипотека, кредиты, дети. Я основной кормилец. В военкомат я не пошел, потому что не верю в законы: они пишутся на коленке и принимаются за один день. По-моему, говорить сейчас про законы очень неуместно. От и до это все незаконно. Ходить в военкомат "для уточнения документов воинского призыва" я, конечно же, не стал. Мы все прекрасно понимаем, чем это заканчивается, и ходить туда не надо ни в коем случае. Военкомат – это не место, где нужно какие-то документы, получать справки и задавать вопросы. Это организация, которую лучше обходить подальше по параллельной улице за три квартала, – рассуждает Андрей.
В тот же день, когда приходили сотрудники военкомата, Андрей собрал свои вещи, купил билет в Тель-Авив через Хельсинки и спустя два дня выехал в Финляндию.
– Водитель Василий мог попасть в Финляндию, хотя на тот момент уже по обычным туристическим визам людей не пускали. На пограничном пункте он, как водитель, пошел первым, а я встал за ним. Девушка-пограничник долго изучала его паспорт и в итоге ему не отдала, а положила к себе в стол. В этот момент я подумал: все, я приехал. Потом подошел я. Я никогда ни от кого не скрывал, что я человек с двумя паспортами, что у меня двойное гражданство. Показал ей сразу два паспорта, она спросила у меня конечную точку маршрута. Я ответил: Тель-Авив. Она спросила, на сколько. Я честно ответил, что обратный билет не покупал. У меня спросили отношение к воинской службе, я ответил, что никогда не служил. После этого она еще раз все посмотрела и поставила мне выездной штампик. Я сел в машину, а моего водителя Василия забрали в некую комнату для уточняющих вопросов, – вспоминает Андрей. – Василий вернулся в машину минут через 10, в руках у него какая-то желтая справка. Он сообщил мне, что теперь он невыездной и теперь по всем вопросам ему рекомендуется обратиться в военный комиссариат по месту закрепления. Я остался без водителя и без машины. Меня спасла череда случайных событий: остановилась машина, в которой был русский немец с паспортом Евросоюза. Я подошел к нему, объяснил ситуацию и попросил забрать. Он согласился, и мы поехали. Ночью я сел в самолет и оказался в Тель-Авиве.
После отъезда дочь Андрея постоянно спрашивает о папе, иногда "каждый час спрашивает у жены, когда заберем папу из "командировки". С ребенком "нужно постоянно быть рядом", ради этого он перешел на удаленную работу еще до пандемии коронавируса, "когда это стало мейнстримом".
– 24/7 я помогал жене. Теперь она одна тянет воспитание и коррекцию дочки. Работать не может, некогда. Дочка ходит в обычный общеобразовательный сад, рассчитанный для детей с задержкой речи. Власти в России никак мне особо не помогали, а теперь я почему-то должен поехать и умереть. Но, скорее всего, просто убьют меня, потому что я не военный и я не убийца. Я вообще все это презираю, – говорит Андрей.
История Андрея, сумевшего уехать от мобилизации в Израиль, все же скорее исключение из правила: у большинства отцов детей-инвалидов нет двойного гражданства и других возможностей скрываться от сотрудников военкомата. Они или покорно идут на войну, или вместе с женами пытаются добиться отсрочки для ухода за больным ребенком.
Светлана – многодетная мать, живет в Саратовской области. Когда она выходила замуж за Романа, у неё уже было двое детей от первого брака. Два года назад родился их с Романом общий сын, в это же время старший сын Светланы заболел сахарным диабетом.
– Во вторник, 18 октября, мы отвезли моего старшего сына на плановую госпитализацию, – рассказывает Светлана (имена семьи изменены по просьбе героини). – Когда вернулись домой, у мужа зазвонил телефон. Это был военком. Он велел прийти 21 октября к восьми утра в военкомат. За несколько дней до этого муж получил повестку "до особого распоряжения", когда пришёл вставать на учёт в военкомат. Только мы более-менее привыкли, наладили жизнь с этой болезнью, как началась война.
У семьи квартира в ипотеку, ежемесячный платёж – 17 тысяч рублей. Коммуналка съедает до 9 тысяч рублей в холодный сезон. Семья выплачивает кредит, взятый на ремонт квартиры, – это ещё 10 тысяч в месяц. И примерно такую же сумму в месяц приходится тратить на сенсоры для непрерывного мониторинга глюкозы крови для сына-диабетика. Саратовский минздрав должен был закупить сенсоры для детей с сахарным диабетом ещё в начале года. Но до сих пор приборы, которые облегчают таким детям жизнь и компенсацию диабета, в саратовских аптеках не выдают. С тех пор, как заболел старший мальчик, Светлана не работает – следит за состоянием старшего.
Пенсия по инвалидности сына вместе с пособием по уходу за ребенком-инвалидом – около 27 тысяч рублей в месяц. Еще Светлана получает пособие до трёх лет на младшего ребёнка. И отец старших детей с трудом выплачивает выбитые через суд алименты. Пока была зарплата Романа, семья не бедствовала. Что будет теперь, Светлана представляет плохо.
– Путин, конечно, обещал каждому мобилизованному зарплату в 195 тысяч рублей ежемесячно. Но я слабо в это верю, – говорит она.
Пока же семья тратит свои деньги на экипировку отца. Вроде бы ничего особенного: рюкзак, тактические перчатки, балаклава, но уже ушло около 20 тысяч. Берцы выдали слишком жесткие. Натирают. Когда Роман выходит в них на построение, ноги в них отмерзают, хотя учебный лагерь находится в черте Саратова, а температура тут еще ни разу не опускалась ниже ноля.
– За берцами завтра поеду на Сенной (местный рынок), жёны мобилизованных, которые приезжают в лагерь, сказали, что там есть за десять тысяч рублей, – считает предстоящие траты Светлана. – Ещё я заказала в интернет-магазине сникерсы упаковками. Мальчишки, которые приехали из Украины, говорят, что надо непременно брать с собой сникерсы. Они очень калорийные, а там, говорят, есть будет совсем нечего.
Когда разговор заходит про покупку бронежилетов, Светлана пожимает плечами – бронежилета в списке необходимых вещей нет.
– Солдаты там снимают бронники с убитых и надевают на себя, – утверждает она. – Я как будто в каком-то бреду. Как будто это всё не со мной происходит. Я реву с пятницы. Дети мои старшие тоже плачут. Рома стал им как отец, лучше, чем родной отец. Они его уважают, любят. Младший тоже плачет, а ему трёх лет нет. Мы приезжали к лагерю в выходные. Рома выходил, младший на нём повис и не отпускает – поцелуй меня еще, и ещё – просит. Он плачет, за ним я, за мной дочь.
Роман мог бы избежать мобилизации: он долгое время был прописан в деревне, там же стоял на учёте в военкомате. Потом прописался в Саратове, а на учёт встать в городе забыл. Всё началось с того, что ему позвонила из деревни мать, которая сказала, что ему пришла повестка и его "все ищут".
– Мы испугались, что за неявку в военкомат по повестке его посадят по новому закону на десять лет (по российским законам за неявку в военкомат по повестке не грозит уголовная ответственность до тех пор, пока мобилизованный не будет признан военкоматом военнослужащим и в отношении него не выпустят приказ. – СР), – говорит Светлана. – Поэтому муж пошёл вставать на учёт в Саратове. Понёс все документы, мою справку о многодетности, справку об инвалидности моего сына. Там ему сказали: они тебе чужие люди. Пойдёшь служить. Почему, когда я пытаюсь оформить пособия на детей, доход моего мужа всегда учитывают? Тогда для чиновников он – отец. А как на войну забирать – так мои дети для него чужие люди?!
О том, что поправки к закону о мобилизации, которые могли бы предоставить отсрочку родителям детей с инвалидностью, не прошли, Светлана знает, но не удивляется этому.
– Наши депутаты удобно устроились, – говорит она. – Я не понимаю, зачем им бронь? Что они хорошего там для нашей Родины делают в своей Думе? Почему сами на фронт не идут? Зарплату немереную получают и не переживают ни о чем. Своих детей тоже никто из них не отправит. А наши мужья почему-то должны за это погибать…
Лариса (имя изменено) вместе с мужем живут в Архангельске и воспитывают сына с особенностями развития. С начала мобилизации она хочет, чтобы её супругу предоставили отсрочку. Еще летом супругу Ларисы приходила повестка из местного военкомата. Когда он ответил, что у него ребенок-инвалид и он основной кормилец в семье, сотрудники военкомата ответили, что их это не волнует.
– У всех детей разная сложность инвалидности, и все родители по-разному с этим живут: кто-то не спит ночами, кто-то вообще не отходит от ребенка ни на секунду. Нам нужна поддержка со стороны пап, чтобы вместе заниматься ребенком. Моему сыну три года, но он еще даже не сидит, врачи говорят, что он будущий колясочник. Если моего мужа мобилизуют и он останется жив, но покалеченный, я одна двух мужиков-инвалидов просто не вывезу, – рассуждает Лариса. – Да, случаи мобилизации отцов детей-инвалидов есть в России. От региона к региону все по-разному. У кого-то получается отбиться. Я знаю случай в Архангельске, когда пришли и забрали отца особенного мальчика. Супруга за сутки собрала все документы, пришла в военкомат с документами и сказала, что супруг – единственный кормилец и единственный донор костного мозга, и вы (сотрудники военкомата) ребенку шансов выжить вообще не оставляете. И его отпустили. Но есть случаи, когда отцов забирали. Мы писали депутатам, звонили на горячие линии. Нам отвечают: в Архангельской области не было случаев, что отцов детей-инвалидов забирали.
"Отбить" отца у военкомата, например, получилось в Волгограде: военкомат прислал повестку Евгению Анисимову, который один воспитывает ребенка с инвалидностью. Но после огласки и отправки всех документов в комиссариат военкомат аннулировал повестку Анисимова.
Однако законно получить отсрочку по мобилизации для родителей детей-инвалидов выходит не у многих, поэтому родители особенных детей по всей России обращаются к депутатам, создают петиции, которые направляют в Госдуму, либо сами в одиночку пытаются добиться справедливости. Казалось, что российские парламентарии услышали своих избирателей. Депутаты Госдумы внесли законопроект об отсрочке по мобилизации, но в середине октября один из документов не поддержали.
"110 депутатов Госдумы проголосовали за поправки (КПРФ, ЛДПР, СР, "Новые люди"). Трое воздержались (ЕР). Остальные единороссы и вовсе не голосовали. По словам главы Комитета ГД по обороне Андрея Картаполова (который тоже не голосовал по нашим поправкам), есть приказ Генштаба, и этого более чем достаточно", – писала депутат Госдумы РФ Нина Останина, председатель комитета по вопросам семьи, женщин и детей. В своем телеграм-канале она выложила документы, подтверждающие, что большинство тех, кто не проголосовал за законопроект, – депутаты "Единой России".
Приказ Генштаба, на который ссылался Картаполов, – это документ для внутреннего пользования, разосланный Минобороны 9 октября. Фотографии приказа публиковала Останина, однако на сайтах официальных государственных органов приказ нигде не был опубликован. В документе говорится, кому дополнительно положены отсрочки от мобилизации: забронированным гражданам; временно негодным (на срок до полугода); гражданам, оформленным по уходу за близкими родственниками; опекунам родного брата или "несовершеннолетней неродной сестры"; гражданам, имеющим на иждивении трех и более детей до 16 лет; гражданам, имеющим на иждивении и воспитывающим без матери ребенка до 16 лет и так далее. Родителям детей-инвалидов отсрочка, по этому приказу, полагается только в случае, если ребенок имеет паллиативный статус или семья воспитывает троих детей, один из которых – ребенок-инвалид.
– Законопроект нужен, потому что это закон, подписанный президентом Российской Федерации. Сейчас все в ручном режиме. Будет закон, и нарушение закона приведет те же военкоматы к определенной ответственности. Есть федеральный закон, подписанный президентом, а есть приказ министра обороны, и мы взвешиваем: естественно, федеральный закон выше. Любой суд на что будет опираться? На распоряжение? Это вряд ли. Это состояние неоднозначности. Любой судебный иск требует однозначности, – рассуждает мама ребенка с инвалидностью, директор Центра инклюзивных социальных проектов "ЭЛЕОС" Наталья Денисова. – В Минобороны говорили, что они с Минздравом изучают вопрос, по каким болезням можно давать отсрочку, дескать у Министерства обороны есть компетенции на это. Вообще инвалидность дается тогда, когда вылечить нельзя. Этот статус присваивает не Минздрав, а Министерство труда. Что эти люди сейчас хотят? Они устроили нагнетание и запутали всех. С какой целью? Почему Министерство обороны компетентно провести такую оценку и указать, кто из мам и пап может оставаться с ребенком, а кто нет, когда у ребенка уже есть статус инвалида? Когда у ребенка есть этот статус, то, значит, все – родителей детей-инвалидов не отправляем. Не может быть никаких историй, кто более инвалид и кто более достоин.
