30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, на Левашовском мемориальном кладбище должна пройти ежегодная церемония возложения венков и цветов к памятникам репрессированным. Летом прошлого года неизвестные снесли там памятник полякам, расстрелянным в годы Большого террора. Петербургские правозащитники потребовали от городских властей вернуть его к 30 октября, но его не вернули. Не является ли демонтаж памятника полякам своего рода сигналом всем, кто хранит память о репрессиях, разбирался корреспондент издания "Окно".
Текст: "Окно"
Спасти жену и четверых детей
– Мой отец, Феликс Иосифович Горбацевич, расстрелянный в годы террора, был реабилитирован в 1956-м. В прошлом году я поставил на Левашовском мемориале небольшой крест с фото отца, обозначив даты рождения и смерти: 1884–1937. Это очень важно для нас всех, – говорит Феликс Горбацевич, ведущий научный сотрудник Геологического института Кольского научного центра РАН. Исчезнувший памятник расстрелянным полякам был тоже очень важен для него.
"Польская операция", крупнейшая из "национальных операций" НКВД, началась 11 августа 1937 года. По данным НКВД, в ходе этой операции было арестовано более 143 тысяч поляков, из которых более 111 тысяч человек расстреляны. Левашовская пустошь – участок бывшего Парголовского лесхоза близ поселка Левашово – в 1930–50-х годах была расстрельным полигоном НКВД, там захоронены около 45 тысяч жертв сталинских репрессий разных национальностей. В 1989 году это место было признано Левашовским мемориальным кладбищем. В 2015 году ему присвоили статус объекта культурного наследия регионального значения. 30 октября 1993 года здесь были открыты памятники репрессированным русским и репрессированным полякам и освящены по православному и католическому обрядам. На польском камне было выгравировано по-польски и по-русски: "Прощаем и простите нас".
Отец Феликса Горбацевича работал багажным кондуктором на станции Ленинград-Витебский Октябрьской железной дороги, которую когда-то строил его дед.
– Отец много ездил по стране, много видел, разговаривал с людьми. А поскольку был человеком честным и неравнодушным, рассказывал об увиденном в семье, в своем рабочем коллективе. Его глубоко волновали жестокость, с которой крестьян сгоняли в колхозы, лишая нажитого имущества, голод, нагрянувший затем в бывшие хлебные края, и он об этом не молчал, – говорит Феликс Горбацевич.
Кто-то из бывших сослуживцев написал донос на отца, который "предвидел, что его речи добром не кончатся". Поэтому он предложил жене Эмилии Фердинандовне, урожденной Мациевской, оформить развод: это был, по сути, единственный способ спасти жену и четверых детей.
– Мама согласилась и переехала с детьми в Вырицу, где они раньше жили. А отцу надо было ездить на работу, он остался в коммунальной квартире в Ленинграде. Арестовали его в ноябре 1937-го за контрреволюционную пропаганду и агитацию. Мне было всего четыре месяца. И с младенцем на руках мама из Вырицы ездила на Новгородскую улицу, где была тюрьма НКВД. Часами стояла в очередях, чтобы узнать хоть что-то о судьбе отца. Только через несколько месяцев из маленького оконца изолятора ей сказали, что "Ф. Ф. Горбацевич осужден без права переписки". Мне об этом рассказала старшая сестра.
Много лет спустя, запросив документы в ФСБ, Феликс Горбацевич узнал, что отца арестовали 17 ноября 1937 в его квартире на Чайковского, 51. 5 января 1938 года комиссией НКВД и Прокуратуры СССР он был приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян в Ленинграде 22 января.
– То есть, когда мама со мною на руках мерзла на улице в бесконечных очередях, папы уже не было в живых, – говорит Горбацевич.
Зачислены во враги народа
Приговоры приводились в исполнение в обстановке строжайшей секретности. Приговоренных к расстрелу казнили в тюрьмах, на расстрельный полигон, обнесенный высоким забором, тела завозили только по ночам в спецфургонах. Спецобъект охранялся военизированными подразделениями с собаками. Даже местные жители не догадывались, что еженощно молчаливые могильщики закидывают в ямы сотни тел.
Всего в Ленинграде с августа 1937-го по ноябрь 1938-го было расстреляно более 40 тысяч человек. "Среди них – известные ученые: японисты Н. А. Невский и Д. П. Жуков, византинист В. Н. Бенешевич, физик-теоретик М. П. Бронштейн, поэты Николай Олейников и Борис Корнилов, фотограф Виктор Булла, хирург Эрик Гессе, – говорится в книге "Левашовское мемориальное кладбище". – А также рабочие, крестьяне, учителя и студенты, врачи, военные, железнодорожники, директора заводов и дворники… Все были зачислены во "враги народа". Каждый из расстрелянных мог быть закопан в Левашове, но в документах запрещалось указывать место расстрела и погребения".
– В 1937 году в СССР были приняты так называемые национальные приказы НКВД, – рассказывает историк, составитель книги памяти жертв сталинских репрессий "Ленинградский мартиролог", один из создателей мемориала "Левашовская пустошь" Анатолий Разумов. – Немецкий был принят в июле, польский в августе, чуть позже харбинский, а там еще дюжина директив – по латышам, грекам, эстонцам, финнам, иранцам. Это были в основном граждане СССР – страны строителей нового мира для рабочих и крестьян. Одни родились в дореволюционной России, другие приехали в СССР в надежде на лучшую жизнь, которую сулила пропаганда. Те и другие за связь с родственниками за границей стали идеальным материалом для выявления "шпионов, диверсантов, террористов и вредителей".
С репрессиями иностранцев дело обстояло сложнее.
– Так, одним из сотрудников Публичной библиотеки в Ленинграде был подданый Австрии Виктор Маркезетти, – продолжает Разумов. – Он остался в советской России после Первой мировой войны, заведовал одним из отделений Публички. В 1937-м подал на гражданство СССР, в сентябре арестован, затем принят в гражданство и расстрелян. Так сказать, уже на законных основаниях. Возможно, погребён в Левашове.
Тайный могильник оставался спецобъектом госбезопасности вплоть до 18 июля 1989 года, пока решением Исполкома Ленгорсовета не был признан мемориальным кладбищем. О режиме секретности говорит, например, такой факт. Напротив, через дорогу, находилась лётная воинская часть. Когда загорелся клуб лётчиков, располагавшийся прямо на углу таинственного ограждения, прибывшие пожарные стали тушить не клуб, а занявшийся от него забор. Клуб, в котором в 1962 году выступал Юрий Гагарин, сгорел. А прогоревший забор полностью заменили.
"Память будет принята, а страх преодолен"
В октябре 1989 года на Левашовскую пустошь впервые допустили небольшую группу родственников погибших – для проведения панихиды. В 1990 году кладбище со всеми строениями было передано городским властям. Тогда на Пасху и Троицу сюда пришли сотни людей.
– Люди шли вглубь тёмного жуткого леса, останавливаясь у одного, у другого дерева, угадывая по наитию, где покоится их близкий человек. Ставили свечи, иконки, прикрепляли к деревьям фотографии, оставляли записочки, – вспоминает Разумов. – Кто-то повесил на дерево алую ленту со словами: "Отец! я узнал, что ты расстрелян, через 53 года. Прости!" Виноват ли человек, что ему 53 года не говорили, где его отец? Но он просил прощения.
Вскоре появились и наземные "могилки" – металлические таблички с портретами, плиты, положенные на землю, кресты, часто привезенные издалека. В 1992 году был открыт первый общественный памятник – белорусско-литовский. Вслед за русским православным и польским католическим памятниками, установленными 30 октября 1993 года, появились памятники расстрелянным псковичам, новгородцам, эстонцам, немцам, татарам, украинцам, евреям, католикам, евангельским христианам-баптистам, буддистам, глухонемым – список можно продолжать. Всего на Левашовской пустоши установлено более 50 общественных памятников и сотни индивидуальных.
Спецобъекты для массовых расстрелов или массовых погребений расстрелянных были при каждом крупном административном центре СССР, но только немногие найдены или рассекречены. За полтора года Большого террора в 1937–1938 годах в СССР были арестованы более полутора миллионов человек, из них более 700 тысяч расстреляны.
Более полувека гражданам СССР предлагалось верить официальным утверждениям, что их расстрелянные родственники были отправлены "в дальние лагеря без права переписки", где и умерли во время войны от различных болезней.
– Представьте, как долго люди носили в себе эту боль, – говорит Анатолий Разумов. – Но в таких местах, как Левашово, получив право на символическую "могилку", памятный знак деду, отцу, матери, дальнему родственнику, человек вдруг чувствовал, как его отпускает боль. Его память будет принята, понята, разделена, а страх преодолён. Оставляя иконки, записки, холмики из камней и шишек, каждый оставлял здесь частицу тепла. Именно оно и превратило полигон в народный мемориал, место черного злодейства – в место светлой памяти.
"Черный день для всей семьи"
Витольд Залесский, доктор физико-математических наук, работал старшим научным сотрудником в Институте аналитического приборостроения РАН. Его отец, Юлий Александрович Залесский, родился в Польше в 1896 году.
– Когда началась Первая мировая война, его семья перебралась в Курск, как казалось отцу семейства – моему деду, в более безопасное место. Вскоре дед умер от испанки. Отца мобилизовали в Красную армию, он воевал на всех фронтах, дошел до Средней Азии, сражался с басмачами. Там и встретил мою мать, Любовь Яковлевну Полюдову, они поженились в 1923 году, я родился в 1929-м. Жили в подмосковном Бабушкине, а браться отца, Вацлав и Станислав – в Москве, – рассказывает Витольд Залесский.
10 июня 1937 года – черный день для всей семьи: арестовали старшего брата отца, Вацлава – начальника автодорожного отдела Наркомата тяжелой промышленности СССР.
– Он был умный, интеллигентный, грамотный человек и прекрасный специалист. Его обвинили в шпионаже, возможно, из-за национальности. Он был расстрелян в августе того же года, реабилитирован в 1956-м – за отсутствием состава преступления. Его жена Фелиция Зеноновна как жена "врага народа" получила 8 лет лагерей особого назначения без права переписки с последующей высылкой в город Кашин. Она сидела в ДУБРАВлаге, потом жила в Твери, была культработником на местных предприятиях.
Средний брат, Станислав Залесский, тоже был признан шпионом, обвинен в участии в польской военной организации, в связях с иностранными посольствами. Его арестовали 1 февраля 1938 года, а 28 февраля уже расстреляли. Похоронен в Бутово Московской области, реабилитирован в 1989-м.
– А отец в начале войны отправил маму и меня в Андижан к ее родителям. Постоянно высылал нам деньги, чтобы мы не голодали. А сам, работая бухгалтером на крупном предприятии, недоедал и умер от голода.
Куда исчез польский памятник?
В День памяти 30 октября расстрелянных поминают в центре Левашовского кладбища, у многих общественных памятников есть свои дни поминовения.
В конце июля 2023 года польский памятник с кладбища исчез. Вряд ли монумент, весивший не одну тонну, могли украсть с хорошо охраняемой территории. Вывоз памятника, как выяснилось позже, организовали городские власти: пресс-служба Смольного заявила о том, что он был залит краской и потому отправлен на реставрацию. Впрочем, были и другие официальные версии, например, что на крест упало сухое дерево. Однако выяснить, кто конкретно распорядился вывезти польский памятник, где он находится и в каком состоянии, так и не удалось.
– История эта очень мутная, – говорит секретарь Правозащитного совета Петербурга Наталия Евдокимова. – Смыть краску ничего не мешало на месте, для этого совсем необязательно демонтировать и вывозить памятник. И куда? Зачем? Кто распорядился?
Правозащитный совет задал эти вопросы и губернатору Петербурга, и вице-губернаторам, и председателю Законодательного собрания, и Совету при президенте РФ по правам человека, и другим инстанциям.
– Ответы мы получили однообразные: облит краской, демонтирован, ведутся восстановительные работы, – говорит Евдокимова.
Председатель фракции "Яблоко" петербургского парламента Александр Шишлов обращался к местным чиновникам больше десяти раз, но никто так и не ответил: где памятник, когда его вернут, возбуждено ли дело о вандализме.
– Активисты петербургского Польского сообщества написали десятки обращений, но получили ответы будто под копирку, – говорит лидер организации Лилия Шишко. – Больше года мы так и не знаем, что с памятником, к которому мы в течение 30 лет приезжали помолиться и который поставили с чувством благодарности и любви к нашим отцам и дедам.
"Метод волонтерской роты"
На опустевшей площадке польского памятника все время – цветы, свечи, лампады. Их приносят не только поляки – все посетители мемориала восприняли утрату как свою собственную. Сегодня увезли польский, завтра могут исчезнуть еврейский, буддистский, татарский, а там процесс и вовсе пойдет по непредсказуемому сценарию. Ясно, что реставрация – не насущная необходимость, а просто предлог.
30 октября прошлого года на месте вывезенного памятника появился знак – сваренный из металлических полос абрис утраченного памятника. В тот день ничто не помешало состояться традиционной траурной церемонии и возложению цветов. Однако на следующий день и эта конструкция исчезла.
А 1 ноября, в День всех святых, отмечаемый по католической традиции, посетителей Левашовского мемориала встретили молодые люди в красных куртках с надписью "Волонтерская рота".
– Поляки проводят панихиду у своего памятника, а затем крестным ходом обходят кладбище, ставя лампадки у других монументов, – объясняет Лилия Шишко. – Молодые люди ходили за нашей процессией, толкались, выкрикивали лозунги, вставали за спиной священника, размахивая плакатами – видимо, хотели спровоцировать конфликт. Мы с трудом закончили службу.
– Мы все – граждане России, точно так же, как и родившиеся в Российской империи или СССР наши репрессированные предки. Обращаться к нам как к гражданам Польши, чего-то от нас требовать просто нелепо! Именно это мы пытались донести до молодых людей, которые нас не хотели слышать, – рассказывает участница событий Анна. – Вообще "метод волонтерской роты" – чья-то безграничная глупость.
В июле прошлого года со стены Шлиссельбургской крепости "Орешек" сняли памятную доску узникам-полякам, якобы тоже на реставрацию. 20 августа прошлого года на Левашовское кладбище под предлогом генеральной уборки не пустили на поминальную акцию членов общества "Мемориал" и представителей консульства Польши.
По данным Лилии Шишко, всего в России подверглось вандализму 17 польских памятников, посвященных жертвам Большого террора – все они сносились исподтишка.
– Точно так же, как по ночам в конце тридцатых забирали людей из квартир, в кабинетах выносили приговоры, а потом ночами сбрасывали в ямы и траншеи. Если вдуматься, такая тишина страшнее любого крика, – замечает Лилия Шишко.
В своем недавнем выступлении в Законодательном собрании Петербурга депутат Александр Шишлов отметил, что такая ситуация противоречит Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий и оскорбляет память миллионов людей, ставших жертвами репрессий, давно признанных незаконными и преступными.
– Важно понимать, что памятники и мемориальные доски – это не просто предметы, а квинтэссенция смыслов, духовных ценностей, надежд и чувств тех людей, что их создавали, – говорит секретарь Правозащитного совета Петербурга Наталия Евдокимова. – Именно они создают гуманистические социальные практики, способствующие оздоровлению общества. Попытки разрушить народный мемориал – созидательную, я бы сказала, сакральную деятельность граждан – компрометируют государство в глазах общества. Уж не говоря о том, что противоречат закону.
"Я родился в тюремной больнице"
Станислав Краснодембовский до 1989 года был старшим инженером-конструктором НИИ "Аврора". Его отец во время войны преподавал на факультете восточных языков Ленинградского университета, все блокадные годы он пытался найти свою жену, арестованную в 1941 году как японскую шпионку. Арестовали ее беременной.
– Речь идет о моей маме, Краховецкой Валерии Евгеньевне (дома ее звали Вандой). Она родилась в 1912 году в Варшаве. В 18 лет поехала в Ленинград поступать на филфак университета. Экзамены сдала успешно, поскольку была начитанной, образованной девушкой. Но, отучившись три курса, вышла замуж и уехала с мужем-геологом в Хабаровский край. Он работал на золотых приисках, отданных в концессию крупной японской компании, а она была высококвалифицированной машинисткой, – говорит Станислав Краснодембовский.
Все руководство рудника было потом арестовано за шпионаж в пользу Японии. К этому времени его мама уже развелась с первым мужем и несколько лет жила в Ленинграде, но это ее не спасло.
– Она работала корректором в Академии наук, жила счастливо с моим отцом и была беременна мной, беды ничто не предвещало. За ней пришли 5 июля, объявив японской шпионкой. В августе 1941 ее отправили этапом в Минусинскую тюрьму, где зачитали постановление НКВД СССР: 5 лет ссылки в Красноярском крае. Она работала в Туруханском леспромхозе. Я родился в 1942 году в тюремной больнице, роды у мамы были тяжелыми. По ее рассказам, у нее не было молока, и я буквально загибался от голода. Спасла нас семья Пашкевичей, живших в Твери, у которых мама выросла. В 1944 году они забрали меня, двухлетнего, к себе. Мама, отбыв срок, приехала к нам в 1946 году. Отец не пережил блокаду.
В 1958-м маму Станислава Краснодембовского реабилитировали. В 1962 году она с сыном вернулась в Ленинград, работала преподавателем Пушкинской музыкальной школы.
– До 1960-х годов она не винила Сталина в страданиях, выпавших на ее долю, считала, что это какая-то чудовищная шибка. После хрущевской оттепели ее взгляды изменились, но лишь частично. А вот в конце 1980-х, наконец, произошло прозрение, и в 1990 году она стала членом общества "Мемориал", – говорит Краснодембовский.
Неофициальная кампания по уничтожению памятников репрессированным идет в России давно. В сентябре прошлого года в Якутске исчез памятник сосланным в царское время и репрессированным в СССР полякам. Почти за год до этого в Томской области было повреждено сразу три мемориала репрессированным полякам. В Свердловской области в июне 2023 года были разрушены могилы польских переселенцев в селах Костоусово и Озерное. В прошлом году с мемориального кладбища "Красный бор" под Петрозаводском, где захоронены жертвы сталинских репрессий, пропал крест в память о расстрелянных поляках. В августе нынешнего года место памятника вновь разорили, а также выкопали столбцы, установленные в память о репрессированных украинцах.
