Новгородский активист Роман Максимов сообщил 1 августа, что ему удалось уехать из страны, несмотря на статус обвиняемого и меру пресечения по уголовному делу движения "Весна". Максимову вменяют "участие в деятельности некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан" – статью, по которой государство преследует последователей Навального и другие активистские объединения. Каким образом ему удалось уехать и где он сейчас находится, активист пока держит в тайне.
Молодежное демократическое движение "Весна" появилось в 2013 году в Санкт-Петербурге, а затем в Москве, Чебоксарах, Воронеже и других городах. Его целью организаторы называют построение "новой России на основе свободы и прав человека". Движение проводило свои протестные акции и поддерживало инициативы штаба Алексея Навального. После 24 февраля 2022 года "Весна" попыталась организовать антивоенные протесты в России.
Уголовное дело против восьми человек, которых следствие связывает с "Весной", возбудили в мае. Перед 9 мая 2022 года "Весна" анонсировала акцию "Они воевали не за это". Активисты призвали выходить на "Бессмертный полк" с портретами своих погибших во время Великой Отечественной войны родных и антивоенными лозунгами. Их призыв был услышан, и в нескольких городах были задержаны призывающие к миру люди с плакатами.
Накануне Дня Победы у петербургских активистов Евгения Затеева и Валентина Хорошенина прошли обыски. С обысками пришли и к новгородцу Роману Максимову, который на момент возбуждения дела уже больше года не состоял в "Весне". Из Великого Новгорода его доставили в Москву и утром 9 мая в Басманном суде избрали меру пресечения – запрет определенных действий.
"Всё зависит от результата боевых действий"
Максимов родился в Новгороде в 1995 году и жил там до окончания школы, а также последние полтора года. Учился в Петербурге на технических специальностях. Ходить на митинги начал в 2017 году. Максимов был наблюдателем на выборах президента 2018 года, в Петербурге с командой единомышленников занимался проблемами городского благоустройства. Тщетно пытался зарегистрироваться на муниципальных выборах в Петербурге, а его участию в выборах депутатов Новгородской облдумы помешал закон, запрещающий баллотироваться в органы власти всем причастным к "экстремистским" организациям.
В "Весну" вступил в 2019 году, а в 2021-м покинул движение. В том же 2021-м он отсидел 27 суток под арестом за организацию митингов в поддержку Алексея Навального.
Роман не знает, почему его сделали обвиняемым по делу организации, с которой он расстался год назад, рассказал он корреспонденту Север.Реалии.
– Однозначного ответа у меня нет. Есть только предположения, – говорит Максимов. – Когда я состоял в "Весне", то активно себя проявлял, был заметен для силовых структур. Может быть, они по старой памяти начали всех заметать, либо в связи с тем, что "Весна" объявила акцию "Они воевали не за это", силовики, видимо, решили перед 9 Мая завести уголовку, чтобы запугать всех, нормально не разобрались. Либо осознавали, что я там уже не состою, но, так как судят за "участие в деятельности организации", не могли же они осудить одного человека, нужно было количество. Многие активные уже были за границей, а им нужно кого-то привлекать, кто был связан с "Весной". Хотя связи с движением я толком не поддерживал, с некоторыми знакомыми только общался. После 24 февраля на митинги я не ходил и не призывал выходить на площади. В соцсетях писал посты, но, когда вышел закон, что войну нельзя называть войной, почистил сообщения и писать стал более "плавно". Никаких административок не прилетало, а прилетело за "Весну".
– Как прошли для вас месяцы под запретом определенных действий?
– Не то чтобы тяжело, ты же дома живешь, можешь общаться с людьми... Без телефона и интернета очень трудно договариваться о каких-либо встречах. Кто-то должен передавать, что в такой-то день и в такое-то время ты должен быть дома. Нельзя было пользоваться интернетом: мне скачивали ролики с ютуба на флешку, и я смотрел их с компьютера. Ленту твиттера мне пролистывали и записывали на видео. Кучу людей приходилось этим напрягать.
– Планируете ли вы в эмиграции заниматься политической или общественной деятельностью?
– Когда я сидел под ограничениями, думал о том, что уже назрело создание политических партий и парламента в эмиграции. Хотелось бы как-то продвигать эту идею. Но пока мне надо найти, чем я буду зарабатывать и где жить, поэтому не знаю, насколько активно сейчас смогу заниматься политикой.
– Как вы оцениваете перспективы антивоенного движения?
– Мне кажется, в первую очередь, всё зависит от результата боевых действий в Украине. Когда только началась война, люди с антивоенными убеждениями стали пытаться убедить кого-то в чём-то. На мой взгляд, это оказалось неэффективно. Многие просто отстранились от этого: от меня ничего не зависит, зачем я буду подвергать себя опасности. На некоторых воздействует пропаганда или же у них ценности такие, имперские, и они считают, что Россия должна быть ещё больше и что воюем мы не с Украиной, а с Америкой. Таких людей сложно переубедить. Тех, кто отстранился, тоже сложно вовлечь. Соответственно, я считаю, что разговорами уже ничего не изменить. Всё будет решаться на поле боя и на магазинных полках – когда люди своим кошельком почувствуют, что нужно проявить какую-то активность или хотя бы выработать позицию: я это осуждаю.
– Но не факт, что люди увидят связь между своим отощавшим кошельком и войной, которую развязал Путин. Многие же продолжат привычно всё валить на Америку и ещё больше обозлятся.
– Думаю, будут и те, кто всё поймут правильно, и наоборот. Тут вопрос пропорции. Ещё важно, насколько активно будет работать пропаганда. Те, кто верят пропаганде, будут думать, что и без западных компаний отлично проживут и что сейчас мы сами всё произведём. Те, кто всегда говорили, что их ничего не касается и что они живут своей частной жизнью, выработают свою позицию, потому что они не увидят никакого смысла в этой войне. Большинство людей всё-таки поймёт, что для войны не было причин, что всё это глупо, ужасно, несправедливо.
– Собираетесь ли вы вернуться в Россию?
– Когда я пойму, что буду полезен, да. Когда власть в России начнет меняться. Или когда возвращение будет для меня по крайней мере безопасным. В моей жизни два главных города – это Новгород и Петербург. Последние полтора года я жил в Новгороде, да и детство, юность... Не уверен, что проживу в этом городе всю жизнь, но связь с ним терять не хочу. Судьба Новгорода меня волнует.
– Многие люди с демократическими, да и просто антивоенными взглядами сейчас испытывают уныние. Кажется, что этот кошмар никогда не закончится, а даже когда война остановится, её последствия мы при нашей жизни не разгребём. Есть ли у вас хоть доля оптимизма относительно будущего России?
– Да, всё это ужасно, и последствия будут ужасные... Но не умирать же нам. Надо как-то жить. Думать, что мы можем сделать, чтобы было лучше. Ситуация очень плохая, но нужно жить дальше и что-то делать. Сложно сказать, увидим ли мы нормальную, адекватную Россию, но я надеюсь, что да, и стараюсь прикладывать усилия для этого. Я почти уверен, что путинская власть закончится года через два с половиной – три, но ещё не факт, что её сразу сменит демократическая власть на свободных выборах. В любом случае, придётся всё это разгребать. Это будет нелегко. Мне кажется, что в наследство от СССР осталось много нерешённых проблем. Сейчас будет перелом номер два, но сейчас и больше шансов построить демократическое государство.
"Практика по статье невелика"
Статья 239 УК, по которой проходят связанные с "Весной" активисты, – довольно редкая. По ней до недавнего времени судили чаще всего лидеров новых религиозных движений – например, предводителя секты "бога Кузи" Андрея Попова или Константина Руднева, руководителя объединения "Ашрам Шамбала", который представлялся пришельцем с Сириуса и насиловал своих последовательниц.
Однако в прошлом году правоприменение 239-й статьи стало расширяться. Так, по её первой части за создание НКО, посягающей на личность и права граждан, было возбуждено дело против Алексея Навального и его соратников Леонида Волкова и Ивана Жданова.
По словам директора информационно-аналитического центра "Сова" (признан Минюстом НКО-иноагентом) Александра Верховского, власти стали применять 239-ю статью к политическим движениям потому, что это позволяет не ломать голову, как "пришить" организации экстремизм. Исторически эта статья выросла ещё из советской антисектантской нормы, поясняет Верховский, и оказалось, что применять ее против некоторых оппозиционных организаций удобнее, чем обвинение в экстремизме.
– На самом деле, судить за "экстремизм" – это довольно сложный процесс, требующий активной роли Минюста, а он, как правило, не очень любит такого рода истории, – говорит Верховский. – Можно открыть дело об экстремистском сообществе, но тут нужно выявлять соответствующие преступления. Если группа граждан призывает к совершению насильственных преступлений, это трактуется как экстремизм. И таких дел было довольно много – в основном, их заводили в отношении неонацистских групп. В случае с оппозиционерами речь может и не идти о преступлениях: ведь участие в несогласованных акциях – это лишь правонарушение. Тут статья об экстремистском сообществе никак не годится. А вот 239-я часть 2 – отлично подходит для организаторов движений. Ну а часть третья – для участников. Причём это может относиться не только к митингам. Её можно применить, например, к гражданам, которые призывают не платить налоги. Эта статья может широко трактоваться. Но в любом случае она подразумевает какие-либо призывы, то есть деятельность должна сопровождаться "побуждением граждан". Ты не просто с товарищами ходишь на митинги, но и других призываешь делать то же самое.
– Насколько часто заводят сейчас дела по 239-й статье?
– Пока что практика по статье невелика. Нормы, по которым мало практики, не любят ни следствие, ни прокуратура. Никто не хочет быть первопроходцем. Но со временем таких дел может стать и больше. Впрочем, по религиозным сообществам продолжают заводить дела по этой статье. Сейчас, например, есть несколько дел, связанных с пятидесятниками.
– Можно ли сказать, что преследование "Весны" по этой статье связано с антивоенной деятельностью движения?
– Конечно, дело "Весны" связано с конфликтом в Украине, но и без этого у государства много поводов не любить эту организацию, – считает Александр Верховский.
