Все больше российских военнослужащих отказываются ехать в Украину для участия в боевых действиях. Корреспондент Север. Реалии поговорил с родными тех, кто больше не хочет участвовать в так называемой "спецоперации".
– Мне сегодня рано утром позвонил командир роты из Амурской области, где Павлик служил. "Вы знаете, что вашего сына разыскивают, он сбежал?" – сказал он. Павлик должен был сесть в эшелон, но не сел, и с ним еще 5 человек – ну и все, я потеряла покой и сон и все остальное, – рассказывает Елена, мама контрактника Павла из Тамбовской области. – Перед тем, как их отправить, ребят спросили: есть такие, кто не хочет продолжить участие в боевой операции? Они и вышли. Но заявили о своем нежелании только устно, рапорт написать им не дали, хотя положено написать рапорт и объяснить свою позицию. Я написала за сына и отправила, но ведь Минобороны может это хоть в июне рассмотреть, хоть в августе, у них свои сроки, а сейчас не та ситуация, чтобы ждать.
Павел служил в Амурской области, в первый же день так называемой "спецоперации", 24 февраля, его отправили в Украину, где он был около 40 дней. Сейчас их отвели куда-то на восток и дали немного времени выспаться и поесть, говорит его мать.
– Туда же собрали всю армию, со всей России, не только с запада, но и с Дальнего Востока, всех собрали, даже морскую пехоту. О том, что там делается, он все время говорил одним словом: "ужас". И если он не хочет возвращаться, неужели я буду его толкать – бери ружье и иди? Кто там не был, тот не имеет права судить о том, что там было.
Елена считает, что у ее сына должно быть право отказаться участвовать в боевых действиях. Один из самых сильных аргументов для нее – отсутствие приказа.
– Должен быть боевой приказ, а боевой приказ возможен только в том случае, если в стране военное положение. Вот тогда, если ты отказываешься этот приказ выполнять, заходить на территорию другого государства, то, конечно, ты предатель и дезертир, – рассуждает мать контрактника. – А тут, извините, приказа нет, все только на словах: давайте, пошли, а числиться будете здесь.
Лена обратилась за помощью в организацию "Солдатские матери Петербурга". Из-за недавно принятых законов, запрещающих сбор любых данных о российской армии, правозащитники теперь не могут помогать военнослужащим в прежнем объеме, но все же они продолжают консультировать их и их родственников.
– Есть статья в Уголовном кодексе за отказ от выполнения приказа, и, очевидно, есть риск возбуждения уголовного дела при отказе участвовать в боевых действиях. Поэтому я всем, кто обращается с вопросом – а что будет, если отказаться, – отвечаю, что выбор есть между плохим и очень плохим, – говорит координатор по работе с призывниками "Солдатских матерей Петербурга" Оксана Парамонова. – Сегодня мне звонила мама военнослужащего и спрашивала – а может он отказаться на том основании, что у него родственники в Украине? С моей точки зрения – да, но это надо правильно сформулировать. Человек может досрочно расторгнуть контракт по собственному желанию, но для этого должна быть уважительная причина, мы всем советуем ее формулировать. Списка таких причин нет, каждый раз аттестационная комиссия в части должна рассматривать рапорт о досрочном расторжении контракта.
При подаче такого рапорта военнослужащего должны в любом случае оставить в части – до рассмотрения этого рапорта по существу, но есть и другие основания для расторжения контракта – например, невыполнение его условий со стороны части, объясняет Парамонова.
– По словам Елены, ее сына не знакомили с приказом, который вроде бы есть, но он секретный. В военном билете отметки нет, хотя человек уже побывал в Украине и вернулся, выписки из приказа нет, и тогда возникает резонный вопрос: а какая ответственность государства за последствия? Военные билеты у многих изъяты, отметок в них нет, контроля за их содержанием нет, значит, там вполне может появиться отметка у срочника, что он уже контрактник, – говорит она. – С этими вопросами многие родители к нам обращаются, но сейчас они уже понимают, что после четырех месяцев службы всех срочников могут отправить на "спецоперацию".
Отсутствие отметок в документах грозит впоследствии отсутствием статуса участника боевых действий, а ведь от этого зависит то, как будут производиться и выплаты за ранение, и многое другое. Из-за непорядка в документах количество людей, побывавших в Украине, и количество получивших выплаты будет разным, считает Парамонова: учитывая секретность приказов, многим придется добиваться положенных денег с помощью многолетних тяжб.
– Как я понимаю, никакая "спецоперация" ни в каких документах числиться не будет – они как бы просто побыли на границе, поскакали-попрыгали, полежали, потом – бац, ты почему-то убитым оказался или раненым, – рассуждает Елена. – Правда, мне Павлик сказал, что те его сослуживцы, которые были ранены, очень быстро выплаты получили, я даже удивилась... Сначала они голодали очень сильно. Он эту тему обходил, но я знаю от других матерей, что с питанием было очень тяжело – то ли дороги были разбиты, то ли группы обеспечения отрывались от основных сил, не знаю, но кормиться приходилось у местного населения.
Лена говорит, что у Павла не было особого желания заключать контракт – срочную службу он не дослужил 3–4 месяца, совсем немного, но его достали неуставные отношения, а подписывая контракт, солдат как бы переходит на другой режим, у него другие обязанности, другая подготовка, и у него есть возможность разорвать круг прежних отношений в части. Таким образом, чтобы избавиться от "дедовщины", Павел подписал контракт и попал на войну.
Руководитель Международной правозащитной группы "Агора" Павел Чиков сообщил в своем телеграм-канале, что больше тысячи военнослужащих и бойцов Росгвардии из семи российских городов отказались от участия в так называемой "спецоперации". "Отказники" сталкиваются с увольнениями, им помогают адвокаты "Агоры", в их числе Михаил Беньяш. По его данным, 12 бойцов отказались ехать в Украину, все они из нескольких взводов и рот отряда "Пластун". Решение не ехать они принимали независимо друг от друга и самостоятельно. Их всех уволили, но они решили идти в суд, чтобы восстановиться.
– Потом им стали угрожать, и они испугались, свой иск не отозвали только трое, – говорит Беньяш. – Они все из Краснодара, из Росгвардии, там есть части, которые относятся к полицейским, – вот это полицейские, из мобильного отряда особого назначения. По всей России таких "отказников" достаточно много, но только эти набрались смелости судиться. Их положение таково, что они благодаря российским властям внезапно оказались без работы, без денег, у кого-то семьи, у кого-то ипотека. И сейчас для них главное – как бы заработать денег, чтобы содержать свои семьи. К тому же они находятся под давлением не только оперативников, но и друзей, родственников – далеко не все приняли их позицию, люди смотрят телевизор, для кого-то такой поступок – предательство.
Людей, которые не побоятся идти в отказ, со временем будет гораздо больше, уверен Беньяш.
– Такое поведение становится социально одобряемым – понимаемым, принимаемым. Настроения в обществе меняются. И если раньше такие решения приходилось принимать самостоятельно, на свой страх и риск, то теперь есть готовые примеры, и люди видят, что за это будет: не расстреляли, под трибунал не отправили, в тюрьму не посадили – наоборот, уволенные пошли судиться. И остальные говорят – значит, это не так страшно, значит, и мы так можем – не ехать воевать. Такой поступок – законный и обоснованный: гражданин имеет право не ехать на войну и не убивать людей. И на "специальную операцию" он тоже имеет право не ехать, если не хочет. Туда, по идее, едут силы специального назначения, которых этому учат, которым за это платят деньги, а не срочники и не полицейские.
Отказаться от участия в боевых действиях могут только солдаты-срочники и сотрудники Росгвардии и ОМОНа, а не военнослужащие, которые по закону о военной службе не могут даже уволиться без уважительных причин.
– Я не думаю, что несогласие участвовать в "спецоперации" будет расценено как уважительная причина. Хотя, кто знает – может, и будет расценено, это уже от командира зависит. И я думаю, что чем больше цинковых гробов поедет из Украины, тем больше не желающих пополнить их содержимое будет в России, – считает Беньяш.
По мнению петербургского правозащитника Юрия Вдовина, печально, что неприятие так называемой спецоперации возникает только под угрозой быть убитым.
– Солдаты, которым непосредственно угрожает смерть неизвестно за что, могут выразить отрицательное отношение к этой войне, но их немного, большинство готово послушно идти на убой, – говорит Вдовин. – Но все же близкая и бессмысленная смерть многие мозги просветляет. Погибших называют героями, но ведь их героизм обошелся еще и смертью кого-то в Украине. И те, кто сегодня отказывается в этом участвовать, они не хотят ни убивать, ни тем более быть убитыми. Все люди братья, какого черта надо кого-то убивать? Хоть украинцев, хоть казахов, хоть американцев – нельзя убивать. И это начинает доходить до военнослужащих, но, к сожалению, далеко не до всех.
