В петербургском Пен-клубе прошло представление книги Анатолия Осницкого "Отец Павел и его Вера", посвященной жизни священника, клирика Псковской епархии, публициста, богослова, советского политзаключенного Павла Адельгейма (годы жизни: 1938–2013).
Православный священник Павел Адельгейм в советское время пострадал не только за веру, но и за найденный у него самиздат – следователи пытались обвинить его в том, что он сам написал поэму "Реквием" Ахматовой, стихи Мандельштама, Волошина, Евтушенко и только приписал их известным поэтам. Такой поворот мысли кажется фантастическим, но судьба отца Павла Адельгейма полна невероятных событий.
Фракталы судьбы
История семьи Адельгеймов отразила все трагедии, которые пришлось пережить России в 20-м веке. Дед о. Павла по отцовской линии, Павел Бернгардович Адельгейм, горный инженер и успешный предприниматель, был расстрелян по доносу в 1938 году, несмотря на то что уже при советской власти налаживал новое производство. Его сын Анатолий Павлович из-за происхождения был лишен права получать образование, и только благодаря родственникам ему удалось поступить в театральную студию Вахтангова. Свою жену он встретил в этой же студии. Красавица Татьяна была из дворянской семьи, дочь полковника царской армии. Молодая пара актеров переехала в Иваново, где Анатолий возглавил областной драмтеатр. В 1938 году у них родился сын Павел, будущий священник Павел Адельгейм.
В 1942 году Анатолия Адельгейма арестовали как "немецкого шпиона" и расстреляли. Когда годы спустя сыну удалось посмотреть его дело, оказалось, что по доносу он якобы собирался захватить власть над всем искусством Ивановской области. Татьяна бросилась в НКВД доказывать, что муж не мог быть шпионом – ее тут же арестовали как члена семьи врага народа. Она прошла и концлагеря, и принудительное психиатрическое лечение. Освободили ее только в 1950 году.
– Книга об отце Павле стала своеобразным научным исследованием по феномену судьбы, – говорит автор книги о Павле Адельгейме, его друг, кандидат психологических наук и православный священник Анатолий Осницкий. – Сейчас стали появляться диссертации о том, как проявляются закономерности в судьбах людей. А еще сто лет назад швейцарский психолог и психотерапевт Леопольд Сонди писал, что есть программа жизненного пути личности – что наши предки влияют на нашу судьбу. Пример этого – как раз отец Павел: дед расстрелян в 1936-м, отец – в 1942-м, он сам арестован и получил тюремный срок – повторяемость идет из поколения в поколение, такой фрактал судьбы. И в конце концов о. Павел оказался сам безвинно убиенным.
Такое ощущение, что историю отца Павла писала группа сценаристов, и задача их была – в каждой серии показать, насколько сложна и непредсказуема может быть человеческая жизнь и сколько может вынести человек, которому есть на что опереться.
Когда отец Павла Адельгейма был расстрелян, а его мать отправили в лагерь, ему было четыре года. В 1942 году мальчик оказался в детском доме.
"Я только помню, что было очень голодно. За домом проходила железная дорога, и мы ходили по рельсам и собирали – туда соя просыпалась, вот мы эту сою собирали и ели. Это была очень радостная находка, – рассказывал отец Павел в интервью Радио Свобода в 2010 году. – Один раз копались в земле и отрыли турнепс, пролежавший зиму в земле. Съели с большим удовольствием, а потом мать мою, после заключения, отправили в ссылку, и я поехал за ней следом. И под Карагандой нас поселили в бараках. Там было очень много немецкого населения, с Поволжья переселенные, мы с этими немцами оказались. Мать мою устроили какой-то учетчицей при огромном гараже цементного завода".
После смерти Сталина семья поучила возможность переехать в Караганду. Там Павел Адельгейм, будучи подростком, нашел общину местного священника Севастьяна и влился в церковную жизнь. Потом Павел уехал в Киев, где вскоре стал послушником в Киево-Печерской лавре, а затем поступил в духовную семинарию. Уже там начались его конфликты с церковными властями – глубоко верующего и не избегавшего никакого послушания молодого семинариста заставили бросить учебу, потому что на 1 мая он отказался проводить вечер в честь коммунистической партии. Но фигура Павла Адельгейма привлекала к себе не только врагов, но и друзей: хорошо его знавший настоятель Киево-Печерского монастыря владыко Ермоген пригласил его в Ташкент, где обещал рукоположить его и дать приход – с одним условием: перед этим надо было жениться.
Вера и вера
Книга-исследование Анатолия Осницкого о жизни Павла Адельгейма и его семьи называется "Отец Павел и его Вера". Вера – это одновременно и вера в Бога, и имя его жены, матушки Веры Михайловны Адельгейм, прожившей вместе с ним более 50 лет.
История знакомства Павла Адельгейма со своей будущей женой и история их венчания – это настоящий приключенческий роман. Невесты у Павла не было, и тогда один знакомый священник повез его в свою родную деревню, сказав, что у него в приходе есть на примете замечательная девушка. Вере было 17 лет, она как раз сдавала экзамены за 10-й класс. Павел побывал у нее в доме дважды, один раз поговорил с ней, а потом "открыл Евангелие и попросил, чтобы Господь мне ответил, как мне поступать. И прочитал текст о воскрешении дочери Иаира: "Заложи руку твою и исцелится дочь моя". И я решил, что мне Господь указал решение, пошел и сделал предложение", – вспоминал Павел Адельгейм. Вера согласилась. В их селе еще не было паспортов, но по такому случаю ей паспорт выдали – и молодых расписали.
Они уехали в Киев к матери Павла, а потом вернулись в Верину деревню – венчаться. Но когда об этом услышал председатель колхоза, он пришел в ярость и обвинил Павла и его друзей, приехавших на церемонию, в хулиганстве и вызвал милицию. Молодые люди спешно уехали в другое село, где их обвенчали. Но уже в конце обряда за ними пришли: дружек жениха, семинаристов, увезли в черном воронке, а молодые отправились к Вериным родным. Но не успели приехать, к ним в страхе выбежала Верина мать: бежим, село оцепляют солдаты. И вместо праздника всем пришлось целую ночь бродить по полям и болотам возле железной дороги. После этого приключения молодожены поехали в Ташкент, к рукоположению, первому месту службы отца Павла. Там у них родились дети, и там их ждали новые испытания.
Это было время хрущевских гонений на Церковь, по воспоминаниям Павла Адельгейма, священников массово заставляли отрекаться от веры. Альтернативой отречению была тюрьма. Именно тогда на отца Павла написали первый донос – якобы в годы оккупации он расстреливал советских граждан. Но во время войны Павел еще даже в школу не ходил, и, по счастью, тот, кто рассматривал донос, положил его под сукно.
Храм в Ташкенте, куда отправили Павла, был практически разрушен, по сути это был глинобитный барак с земляной крышей поверх досок и рельсов. Молодой дьякон со своей общиной стал добиваться разрешения его восстановить.
"…Узбеки и таджики намного доброжелательнее относились к религии, чем русские, – рассказывал отец Павел в интервью Радио Свобода. – Мы заготовили сто тысяч кирпичей. Когда мы сняли эти рельсы сверху, то все это здание просто-напросто село, только поднялось огромное облако пыли. Я привез к себе из Троице-Сергиевой лавры иконостас из взорванного Хрущевым Преображенского собора в Москве. Иконостас был очень хороший. Построили храм".
За строительство этого храма отец Павел и был арестован – формально его обвинили в клевете на советскую власть. Обвинения и доносы содержали, по сути, описание его деятельности – богослужения и благотворительность. Против молодого священника организовали настоящую травлю в местных газетах, где описывалось, как он якобы принуждал молодых девушек креститься, а за отказы избивал. Ничего из этого не подтвердилось на суде, но это не помешало публиковать статьи с громкими обвинениями.
Пока шел процесс, Вера делала все возможное и невозможное, чтобы помочь мужу: она слетала в Москву, уговорила лучшего адвоката стать его общественным защитником, тот, отказавшись от отпуска, помчался в Ташкент знакомиться с делом. Но все это не помогло, потому что исход дела был решен заранее. Павел Адельгейм получил три года колонии по 190-й статье УК: "Хранение и распространение клеветнических материалов, порочащих советский конституционный строй".
Начальство колонии также невзлюбило священника, осужденного по политической статье. Непонятным образом его имя оказалось в списке 19 главных паханов, подлежавших ежедневному обыску, и эти паханы сначала приняли его за своего. Они, конечно, быстро поняли, что это ошибка, но оставили его у себя в бараке. Поначалу он их просто развлекал, они с удовольствием слушали стихи и пересказы книг в его исполнении, а потом он стал читать им Евангелие, а они начали исповедоваться.
Когда Павел увидел, как заключенных избивают и калечат, он не стал об этом молчать – и начальник колонии превратился в его врага. После этого "совершенно случайно" начались покушения на непокорного заключенного. Дело кончилось тем, что на отца Павла наехал строительный кран, который, очевидно, должен был его раздавить, но священнику удалось выскользнуть, только нога оказалась раздавленной. Целый месяц ему не оказывали медицинской помощи, и в итоге ногу пришлось ампутировать. Приговор Павлу Адельгейму отменили спустя 36 лет.
– Один из читателей сказал мне: прочитал до середины книги, дальше не могу. Не может один человек столько вынести! – рассказывает автор книги "Отец Павел и его Вера" Анатолий Осницкий. – Мы с отцом Павлом познакомились в 1990-е. После защиты диссертации и работы психотерапевтом в психиатрической больнице я понял, что психология зародилась всего лишь в конце XIX столетия, а церковь до этого тысячелетиями занималась душами прихожан, и там накоплен огромный опыт работы, который никак не принимается в расчет. Тогда я пошел в церковь.
Именно это решение и привело к встрече с Павлом Адельгеймом.
– Что такое вера – это не лоб об пол каменный разбивать, вера – это дела, – замечает Осницкий. – Стал помогать возрождать приходы, вместе с прихожанами добился возвращения соборных церквей Вознесения у Варшавского вокзала и Святой Троицы лейб-гвардии Измайловского полка. Параллельно вместе с православной молодёжью создал Братство душеспасения с телефоном доверия психологической помощи, кабинетом психотерапии суицидального поведения и благотворительной помощи населению. Через журналистов газеты "Час пик" нас познакомили с отцом Павлом, когда он был в Петербурге. Потом я поехал к нему во Псков, а после этого уже стал практически членом его семьи.
– Как вы думаете, что бы сказал отец Павел, глядя на то, как много сегодня людей попало в тюрьмы за свои взгляды, свои убеждения? Ведь он так же в 1970-м попал в колонию за инакомыслие?
– Сегодняшние политзаключенные – это еще одна волна мучеников. Эта волна нас уже накрыла. Это и есть развал страны, гибель этой империи.
– То есть империя не исчезла с развалом СССР?
– Конечно, нет. Когда отцу Павлу в 2000-е говорили: ну смотрите, церковь же возрождается, все хорошо! Он отвечал – здания строят, да, а церкви нет, одни головешки. Имперское мышление никуда не делось: тараканов быстрее вытравить, чем имперское мышление и амбиции. Покаяния в стране не было. Германия покаялась – причем не только на политическом, но и на личном уровне. Много уже лет назад я проходил стажировку в Гамбурге – и видел, как в семье молодой немец рассказывал, что он отдыхал в Голландии и его там назвали фашистом. А старшие ему отвечают: "Да, а чего же ты хотел?" То есть они на личном уровне признали свою ответственность за происходившее тогда. Произошло покаяние. А мы – мы же повторить можем!
Чем больше зла творит сегодня российская армия, тем более агрессивной становится российская пропаганда, замечает Осницкий.
– С точки зрения богословия дьявол – отец лжи, – рассуждает о. Анатолий. – Так и получается, что СМИ погибли, издательствам очень и очень трудно, экономика идет вниз. Отец Павел предсказывал все это еще в 2000 году. Я сам почувствовал, что все идет в сторону гражданской войны, году в 2007-м, наверное. А сейчас информационная гражданская война достигла своего апогея, она проходит прямо через семьи.
"Из множества оскорбленных сердец и попранных чувств Госдума избрала для защиты "религиозные чувства верующих". Забота о чувствах верующих, о чувствах одной из всех социальных групп граждан вызывает недоумение. Или верующие, как оранжерейные цветы, в новое время нуждаются в парниковых условиях?" – такую запись можно найти в "Живом журнале" отца Павла Адельгейма.
"Мы платим духовной свободой"
Священник Павел Адельгейм всегда поступал вразрез с властью и временем, руководствуясь не принятыми нормами, а христианскими заветами. С 1976 года он служил в Псковской епархии, и десятки лет тлел его конфликт с митрополитом, которому клирик со своим собственным мнением был поперек. В 2013 году он заступился за Pussy Riot, судился с епископатом, который отлучал его от прихода, публично высказывался, когда был несогласен с церковным начальством.
Везде, где служил отец Павел, вокруг него образовывалось ядро сильных, активных верующих людей, община. Именно общинная жизнь, где нет одного главного, а есть сила многих людей, действующих заодно, во имя одного – была его идеалом церковной жизни. И одновременно препятствием для властей предержащих, церковных властей, которым не нужны были сильные приходы, самостоятельно решающие свою судьбу.
– "…Замысел Божий не завершён. Он оставляет место человеческой свободе…" – так писал Павел Адельгейм в своем "Догмате о церкви". – Сама мысль о свободе как части Божиего замысла не есть ли в теперешних условиях уже состав преступления, на взгляд церковных и других ветвей власти?
– Отвечу вам цитатой из сочинений отца Павла же: "Симфония власти и Церкви противоестественна и губительна для обоих. Опираясь на власть, иерархи получают привилегии, имущество, деньги и прочие блага. Платят – духовной свободой. Церковь попадает в зависимость и оправдывает поступки имперской власти, теряя в глазах гражданского общества нравственный авторитет". А задолго до Адельгейма еще Бердяев написал, что церковь двуипостасна. Есть святая Божия небесная церковь, а есть земной социальный институт, греховный. Знаете, многие православные уже настолько православные, что давно не христиане! – смеется Анатолий Викторович. – Отец Павел был очень образованным человеком, но если он чего-то не знал, то имел силы признаться в этом, это признак свободы. Он до конца жизни оставался обучаемым человеком, оставался гибким, в этом тоже свобода личности. И к тому же к нему всегда можно было обратиться не только как к священнику, но и просто как к человеку. Я мог сказать ему: не включайте попа в себе – в каких-то жизненных ситуациях.
Павлу Адельгейму пришлось не только пройти через советские лагеря. По выходе на свободу он очень долго мыкался без работы, его не брали служить ни в один храм. В отчаянии он поехал в Москву, написал Андропову, добился приема в КГБ и попросил его расстрелять, если ему не дают работать. Только после этого архиерей в Ташкенте дал ему приход в Фергане, но там уполномоченный по делам религий воевал с общиной – горький опыт о. Павла говорит о том, что и КГБ, и архиереи в равной степени не хотели иметь около себя сильных общин, настоящего ядра церковной жизни. Павла Адельгейма перевели в Красноводск, затем он служил в Латвии, а потом ему дали приход в деревне Писковичи под Псковом, где он прослужил 20 лет.
Когда Церкви стали возвращать храмы, Павел Адельгейм с двумя десятками верующих попросил отдать им псковский храм святых Жен-Мироносиц, вернее, целый храмовый комплекс, лежавший в руинах. Как только Павел со своей общиной восстановил этот храм, его оттуда уволили, и лишь вмешательство западных журналистов помогло ему восстановиться там в качестве настоятеля. Община была очень деятельная, о. Павел создал при храме школу, но потом все плоды его многолетних усилий у него все равно отобрали.
– Из-за конфликтов с псковским церковным начальством дела о. Павла оказались фактически уничтожены, так что же у нас осталось? Память о том, что жил такой человек?
– У нас остался пример, – говорит Анатолий Осницкий. – Пример трудной и счастливой жизни его семьи в этих катастрофических условиях. За свою нелёгкую жизнь отец Павел пережил четыре покушения на свою жизнь. В лагере на него налетела вагонетка, пытались обрушить бревна, кран строительный роняли, из-за этой травмы он потерял ногу. Во Пскове уже, когда он служил, повредили рулевое управление его автомобиля. Наконец, пятым был его убийца… Верующего в Бога не словами, а делами тяжело видеть тем, кто верит во что-то другое.
Павла Адельгейма убили в августе 2013 года ножом в сердце. Убил его человек, который прожил у него в доме три дня, беседуя с ним и разделяя трапезу. Как и многие люди, он приехал к отцу Павлу за помощью и духовной поддержкой. Судебно-медицинская экспертиза признала его душевно больным. Известный богослов, философ, публицист протодиакон Андрей Кураев написал после мученической гибели Адельгейма: "Его смерть – это почти норма. То есть такой финал должен держать в уме любой юноша, поступающий в семинарию. Это профессиональный риск: идти на зов совершенно незнакомых людей, входить в чужие дома, открывать свой дом в ответ на просьбу незнакомцев".
Год спустя после своей трагической гибели отец Павел был причислен к лику святых в Апостольской Православной церкви.
– Есть ли преемники у отца Павла – не напрямую, а просто те, кто смотрит в ту же сторону?
– Был отец Сергий Ганьковский, в прошлом году его не стало, – говорит Анатолий Осницкий. – Он был школьным учителем литературы в Москве и очень честным человеком. Требования к учителям сейчас очень странные, там честность не нужна, нужно говорить то, что нужно, а не то, что ты думаешь – именно поэтому ему было сложно. И ему посоветовали съездить во Псков, поговорить с отцом Павлом. Сначала он отказывался – что тот мне может сказать? А потом все же поехал и поговорил с ним. Надо возвращаться, а билетов нет. Тогда он пошел в храм, где отец Павел служил вечернюю службу, стоял за колонной, слушал проповедь, а слезы так и лились. На обратном пути Сергей заметил, что отец Павел прихрамывает. Думал, ну да, наверное, уже возраст такой. Стал рассказывать ему, что очень боится боли, думает, что если за его слишком свободные речи его арестуют – то он тут же всех сдаст. – Не сдашь! – ответил ему отец Павел. – Почему? – Пока сможете терпеть – будете терпеть боль, а потом просто потеряете сознание и никого не сдадите. – Откуда вы знаете? – Мне в колонии ногу без наркоза отрезали, – он поднял рясу и показал ему деревяшку, на которой он ходил больше половины жизни. Потом Сергей стал священником. А со временем стал священником и я... Недавно я услышал от его дочери Марии: "Слава Богу, что папа не дожил до сегодняшнего времени". Я не знаю, что он сказал бы, но точно знаю, что он бы не смог молчать.
