Петербургский хореограф Илья Живой вместе с супругой Софией уехали из России вскоре после начала российского вторжения в Украину. Живой 15 лет проработал в Мариинском театре и практически сразу получил признание как один из лучших молодых хореографов. После начала войны Живой осудил действия российской власти и уволился из Мариинки. Теперь театр удаляет его имя из афиш постановок, в которых он участвовал. Илья Живой рассказал корреспонденту Север.Реалии о том, почему считает действия театра "предательством" и отменяют ли на самом деле российскую культуру за границей.
Три дня назад Живой сообщил, что его фамилию перестали упоминать в афишах Мариинского театра к спектаклям, постановкой которых хореограф занимался еще до войны и увольнения из Мариинского. Таким образом театр нарушает его авторские права, считает хореограф, руководство театра на его официальное письмо не ответило. Сам Живой убежден, что его имя стали удалять с афиш из-за антивоенной позиции, которую он не скрывает.
Илья Живой – выпускник академии имени Вагановой. Начинал карьеру в 2008 году танцовщиком в Мариинском театре, а с 2013 года там же стал заниматься постановками спектаклей как хореограф. За годы работы Живой зарекомендовал себя как один из лучших молодых хореографов. Его произведения занимали важное место в репертуаре Мариинского театра, их показывали в разных странах. Но после начала войны с Украиной Живой вместе с супругой уехали из России, а сейчас фамилия хореографа исчезла с афиш Мариинского.
– Как вы узнали, что ваше имя исчезло с афиш?
– Случайно. Мы с супругой уже были в Грузии, а в Мариинском театре проходил показ одной из наших работ, и София, моя жена, зашла на сайт. Мы всегда так делаем, проверяем составы, заполняемость зала, всегда внимательно относимся к тому, как проходят показы наших работ, даже если нас нет рядом с артистами. И она мне просто прислала скриншот с сайта театра, где видно, что моего имени нет. Мы начали сразу же смотреть наш репертуар, те спектакли, которые мы сделали для театра, и ни в одном из них не обнаружили моего имени. Я думаю, что исчезновение моей фамилии связано именно с моей активностью в соцсетях, потому что первый пост на тему агрессии против Украины я сделал еще 25 февраля, практически сразу после начала. И он был не такой содержательный, скорее эмоциональный.
– Вы пытались выяснить у руководства Мариинского театра, почему ваше имя пропало с афиш?
– Конечно же пытался. Я искренне надеялся, что руководство театра что-то мне пришлет в ответ. Я отправил официальный запрос с просьбой прислать приказ или распоряжение об исключении меня из списка хореографов из своих же собственных проектов. Я ждал несколько недель, все сроки давно прошли, надо было что-то делать, и я решил написать пост. От одного из сотрудников театра я узнал, что это было сделано целенаправленно.
В октябре российский писатель Борис Акунин рассказал, что его имя стали стирать с афиш российских театров, где идут спектакли по его пьесам. Акунин неоднократно высказывался против войны России с Украиной. Имя Акунина исчезло с афиш сайта Российского молодежного академического театра. Автор на этих афишах просто не указан.
Из афиш Большого и Мариинского театров удалили имя Алексея Ратманского, пропали имена Кирилла Серебренникова и Дмитрия Крымова в МХТ имени Чехова.
Министерство культуры России в октябре заявляло, что имена деятелей культуры, которые высказались против войны России в Украине, исчезают из афиш в России "абсолютно логично", так как они "отказались от России". Однако чиновники министерства утверждают, что имена писателей, режиссеров, хореографов исчезают не по их инициативе, а по просьбе россиян.
"Те деятели культуры, кто в это непростое время покинул страну, отказался от России, кто публично выступил против ее богатой культуры, абсолютно логично друг за другом покидают и наши учреждения, и их афиши, – говорится в ответе Минкульта "Интерфаксу". – В Минкультуры России поступает большое количество обращений от граждан, которых возмущает присутствие подобных деятелей в информационно-рекламных материалах государственных учреждений. Этот запрос идет прежде всего от общества, и мы не можем и не должны его игнорировать".
– Удаление имени автора с афиши – это грубейшее нарушение авторского права и абсолютное нарушение вообще любых норм и юридических, и этических. Не только по отношению ко мне, разумеется, как к автору, но и по отношению к потребителям продукта. В данном случае – это все те люди, которые посещают театр и смотрят спектакль. То есть они не могут получить информацию о том, кто сделал спектакль. И это, конечно, нарушение их прав, в том числе интеллектуальных. Это ограничение способа получения информации.
– Руководство театра, когда вы увольнялись, предпринимало какие то действия, чтобы вас оставить в театре?
– Нет, абсолютно нет. Более того, на свой официальный запрос о том, что я хочу уволиться по собственному желанию, я не получил вообще никакого ответа. Я потом уже узнал спустя какое-то время, что я уволен официально, что мне нужно подойти в административный корпус театра и получить выходное пособие, подписать бумаги, что все. То есть никаких не то чтобы просьб, даже никаких комментариев на тему: "Спасибо за 15 лет успешной работы", – ничего такого.
– В одном из интервью вы говорили, что сталкивались с большим количеством несправедливости и халатности за 15 лет работы в театре. О чем идет речь?
– В первую очередь о несоблюдении авторских прав, о несоблюдении каких-то базовых норм, законодательства, которое касается взаимоотношений режиссера и компании заказчика. Очень много было таких вещей. И в целом это, конечно, мешает продуктивно работать, потому что ты тратишь очень много сил на то, чтобы хотя бы сделать это все в каком-то нормальном русле: вопросы с документами, лицензиями, согласование условий и так далее. И, конечно же, я не один такой.
– Как ваши коллеги отреагировали на случившееся?
– Все те комментарии, которые я получил от коллег, были направлены в мою поддержку. Они были полны негодования по отношению к ситуации. Более того, не было ни одного негативного комментария не только со стороны коллег, а со стороны всех, кто как-то комментировал это.
– Много ваших знакомых уехали из России после начала войны?
– Страну покинули довольно много талантливых российских и иностранных танцовщиков, счет идет на десятки. В основном это были солисты балета. Это коснулось не только Мариинского театра, Большого театра, но и Михайловского театра, и театра Станиславского. Довольно большое количество сильных кадров и талантливых людей уехали.
– Российская пропаганда в телевизоре утверждает, что российскую культуру "отменяют" за границей. Вы более полугода находитесь не в России и сейчас занимаетесь проектами в других странах. Вы сами столкнулись с этой самой "отменой"?
– Все пытаются сейчас как-то обсуждать эту тему, что иностранные компании дискредитируют Россию, россиян, спорт, бизнес, искусство. Могу сказать по своему опыту, что с чем-то радикальным я не сталкивался. С тех пор как я уехал из страны, у меня в портфолио прибавилось уже пять иностранных проектов: Грузия – "Кармина Бурана", Дания – Unio, Швейцария – BA//CH, Испания – Preludio, USA – Solo by Bach.
– Это много за такой короткий период?
– Да, я к этому и веду. Конечно, когда мы только уехали, то первое, что мы сделали, это связались с заказчиками по поводу уже запланированных или уже согласованных проектов. Конечно, у нас были переговоры. Но людей можно понять. Ведь заказчики строят репутацию, строят бизнес. Могу сказать одно, что все проекты, которые я сделал за границей, получали положительную критику. В прессе начали писать о том, что не стоит отменять русскую культуру на Западе и что русская культура должна жить. И при всем этом твое имя просто исчезает везде в России. Это печально.
– Вам обидно?
– Обидно – не то слово, я испытываю негодование. Оно в большей степени связано с тем, что был такой очень серьезный период в моей жизни, когда я только начал заниматься режиссурой и только начал выступать как хореограф. Тогда я сделал свою первую и вторую успешную работу. Я, правда, считал, что я должен быть в России, что я должен развивать российский театр, что я должен развивать русскую культуру танца, что своими проектами мы должны доказывать, что русский театр силен, что русский театр идет наравне с иностранными театрами, что он лучше, что он самобытный, что он развивается, что есть новая школа хореографов, что есть новая школа режиссеров, что мы должны это делать и мы должны это показывать именно из России. И заявлять за границей, что это российский продукт, который не уступает, а порой даже вызывает более яркие эмоции, чем другие. Вот такая была задача. И от этого еще больнее – ты просто немного отклоняешься от официального вектора и всё: ты никто, тебя нет, тебя просто нет.
– Вы писали в соцсетях, что "российское государство и его представители на местах сами культивируют и поощряют дискредитацию своих же сограждан, имеющих хоть немного отличную от официальной точку зрения на происходящее в мире", и это только начало. Что следует ожидать российским деятелям культуры и искусства, которые не согласны с официальной позицией власти?
– Надо быть внимательным, потому что все эти работы, которые создаются сейчас в России с огромным трудом, с любовью, с невероятными затратами энергии, сил и времени, ресурсов, просто могут быть обезличенные в одну секунду.
– Вы публично выступали против войны и через некоторое время уехали из России. Что стало для вашей семьи крайней точкой, после чего вы приняли это решение?
– Это произошло просто в одну секунду, в одну ночь с 3 на 4 марта. 3 марта был показ моего балета "Времена года" в Мариинском театре. Я помню, что мне позвонила супруга, она была в очень плохом настроении, в слезах, она просто позвонила и сказала: "Илья, надо уезжать". В очередной раз пришла вот эта порция новостей о том, что будет всеобщая мобилизация, что закроются границы, что все мужчины пойдут служить в армию, а у моей супруги украинские корни, и часть ее семьи до сих пор проживает в Украине – это немаловажно. Мы просто не могли на это все смотреть. Мы просто уже не могли работать, мы и жить не могли уже как раньше, не то чтобы спать, есть, существовать, но – то есть базовые функции, но как режиссер, как хореограф, как творческая личность – в тот момент было уже не до этого. Я в тот вечер просто вышел на сцену перед спектаклем, пожелал артистам удачи и сказал, что я с ними.
– У вас был какой-то план, чем вы дальше будете заниматься в другой стране?
– Никакого плана, конечно же, не было. Я даже не знаю, был ли у кого-то тогда план. Мне кажется, если у кого-то и был, то этим людям можно только позавидовать. Приехали домой, собрали вещи и утром уехали. Мы купили билет на самолет, но за день до отъезда все полеты отменили, и мы просто сели на автобус и уехали. Мы провели какое-то время в Таллине, там даже удалось поработать над новым проектом, который мы выпустили в Швейцарии летом. Очень многие наши коллеги тоже уехали в Таллин. И это так было неожиданно, потому что никто не кричал, что уезжает. Так получилось, что я встретился сразу с несколькими артистами, с которыми работал раньше и с которыми сейчас работаю, мы решили сформировать там небольшое комьюнити. Сняли балетную и танцевальную студии там и просто начали работать. Потом переместились в Грузию на новый проект. И вот сейчас находимся в Швейцарии. До этого были еще в Соединенных Штатах, где, кстати, тоже сейчас формируется такое сообщество, "перемещенных" – такое странное слово. В общем, сообщество тех, кто вынужден был покинуть Россию.
– Не жалеете, что уехали?
– Нет. Ни на секунду не пожалел.
– Родители поддерживают ваши решения?
– Да, абсолютно. И я очень этому рад, потому что это довольно тяжело для них. Я скучаю больше всего по семье, потому что мои родители остались в Петербурге. И на самом деле после премьеры в Грузии проекта Кармина Бурана, который мы сделали для Гостеатра Грузии, был план вернуться в Петербург на какое-то время, чтобы провести время с семьей. Но случилась частичная мобилизация, из-за которой я просто не могу приехать. Но мы живем в век высоких технологий, всегда можно использовать видеосвязь, всегда можно следить за нашими перемещениями и нашими проектами. Но я, правда, очень скучаю.
– Что будет с вашими работами в России?
– Я не знаю, особенно после всех моих интервью. Я не могу предсказать, что будет. Но, возвращаясь к номинальной функции моего продукта, немаловажно еще и участие зрителей. Высшая награда для меня, когда я вижу, как зритель получает эмоции, вдохновение, как он развивается. Мне очень важно, чтобы зритель видел мою работу, чтобы зритель получал эту энергию, получал этот месседж, который я вкладываю в свои проекты.
– Вы хотите вернуться в Россию?
– Я думаю, что это может произойти, когда все закончится. Мы с вами сейчас это обсуждаем, и я думаю – возвращаться в Россию, чтобы делать там искусство? Я не уверен, что я хочу возвращаться для этого. Я хочу вернуться для того, чтобы снова быть со своими близкими, хотя бы на какое-то время. Это, наверное, главный повод сейчас для меня. А условия? Я хочу чувствовать себя хотя бы номинально в безопасности на территории своей родной страны...
