Вечером в воскресенье, 29 октября, аэропорт Махачкалы на несколько часов был захвачен антисемитами – больше сотни человек вышли на взлетную полосу, чтобы "встретить" самолет из Израиля, они штурмовали автобус с пассажирами рейса и кидались камнями в полицию. Всего установлены имена 150 участников антисемитской акции в Махачкале, 60 из них уже задержаны, двое полицейских находятся в больнице в тяжелом состоянии. Накануне жители Хасавюрта в поисках евреев устроили рейды по гостиницам. Корреспонденты Север.Реалии поговорили с российскими евреями о том, как они себя чувствуют в условиях нарастающего антисемитизма.
Антисемитские акции на Северном Кавказе проходят под лозунгами "поддержки палестинцев". Митинги и демонстрации с такими же лозунгами проходят сегодня по всему миру – сторонники палестинцев протестуют против израильской операции "Железные мечи". Израиль начал обстреливать сектор Газа в ответ на атаку палестинских боевиков 7 октября, когда радикальные группировки ХАМАС и "Исламский джихад", признанные во многих странах террористическими, напали на южные районы Израиля и с особой жестокостью убили более тысячи мирных жителей. Около двухсот человек остаются в заложниках.
В России сегодня живут около 150 тысяч евреев, подсчитало в 2021 году "Еврейское агентство для Израиля" (JAFI). В том же году во время последней переписи населения в России евреями себя назвали 82 644 человека, или 0,06 % от общей численности жителей страны.
"Я питерский мальчишка"
– Я, к сожалению, чистокровный еврей, – представляется 64-летний Александр Левенталь.
– Почему к сожалению?
– Не знаю, так говорят.
Александр – художник-резчик по камню, он живёт в Санкт-Петербурге и узнал о происшествии в аэропорту Махачкалы утром в понедельник.
– Я ничего не думаю по этому поводу, я знаю. Это продолжение того, что длится уже две тысячи лет, это скучно. Ксенофобия, антисемитизм – тоска смертная. Ну и все расклады, связанные с этим, в любой точке планеты, – говорит Александр. Он утверждает, что не сильно переживает из-за всплеска антисемитизма. – Я не думаю, что в Петербурге евреям станет опаснее. Их тут осталось немного, и мусульмане в Петербурге ведут себя достаточно тихо. Последнее – "опус" азербайджанской молодёжной группировки закончился в КПЗ (в середине октября полиция в Петербурге задержала четверых азербайджанцев от 16 до 18 лет, а также двух местных жителей, которые подозреваются в избиениях прохожих под видеозапись. – СР). Я думаю, что их будут отлавливать и сажать. Сейчас довольно жёстко с этим, агрессивные мусульмане нужны в Палестине, а не здесь, если вы понимаете, о чём я.
– А если антисемитские настроения будут расти, задумаетесь об отъезде?
– Куда? Я никуда не поеду, я останусь здесь. Я питерский мальчишка, к тому же у меня есть определённая миссия в этом городе. И я, прошу прощения, всё это видел в гробу в белых тапочках. В частности, антисемитизм, которому насчитывается уже две тысячи лет и который никак не изменился за это время, меня мало волнует. Я не жертва, в случае чего буду уходить огородами, отстреливаться, отбиваться. Я каменотёс, так что в случае нападения я буду отвечать соответственно.
"Любое убийство – это плохо"
Петербуржцу Юрию Вульфу 77 лет, он автор книги памяти о людях, живших во время блокады Ленинграда в его доме, на Конной, 12. Он же установил во дворе этого дома мемориальный комплекс. Свои изыскания он продолжает и сегодня. Вульф говорит, что его дело для него важнее всего, и антиеврейская акция в Махачкале не заставила его думать об отъезде из России. У Юрия Исаковича пять внуков, и все они живут в Петербурге.
О событиях в Дагестане Юрий Вульф судит с осторожностью:
– Если судить по тому, что наши (российские СМИ. – СР) написали, там половина, как пить дать, вранья. Я понимаю, что это непорядок, что так не должно быть. Думаю, время все поставит на свои места. И эту проблему, и войну, и все остальное.
– Сейчас во многих городах мира проходят демонстрации в защиту палестинцев, их участники как будто игнорируют те вопиющие зверства, которые были совершены в отношении израильтян…
– Я думаю, причина та же, что и у нас. Люди ничего не знают. Они не знают о 7 октября. У них нет информации – ни о нападении, ни о зверствах. Вот они и выступают в защиту палестинцев. А подается другая информация – что израильтяне бомбили Газу, стреляли. Все от подачи зависит. Я думаю, что большинство поддерживающих палестинцев не то что не любят евреев – просто они подвержены воздействию информационных систем тех государств, где они живут. Палестинцев не поддерживают те, кто дружит с Израилем, например. Там тоже есть пропалестински настроенные люди, но их не так много. Но я считаю, что надо всегда помнить: любое убийство – это плохо. Какая бы причина ни была.
Юрию Вульфу удалось прожить жизнь, не испытав на себе бытового антисемитизма, характерного для советского времени. Может, роль сыграло то, что его отец, еврей, был ветераном войны (ушел на фронт ополченцем) и почти всю сознательную жизни состоял в партии.
– История моего еврейства, начиная с 1835 года, когда родился мой прадед, изложена в моей книге "Память и имя моих родных" на портале библиотеки имени Ельцина, – говорит Юрий Вульф.
Возрождения антисемитизма сегодня он не опасается:
– Все может быть, но вероятность невелика. Евреев мало осталось, а основная масса народа понимает, кто виноват в их бедах, так что приплести сюда евреев сложно.
Дора Павловна других масштабов
Советский и российский актер Борис Смолкин прекрасно помнит советский антисемитизм, которого ему пришлось хлебнуть в полной мере.
– Больше всего мне вспоминается Дора Павловна, соседка по нашей огромной коммунальной квартире на семь семей. Ее чувства выражались плевками в кастрюли и тому подобными вещами. Она была одна такая, но чувствовала себя абсолютно безнаказанной, потому что за ней были партия и правительство – антисемитизм-то был государственный. Вот так же себя чувствовали и погромщики в Махачкале – за ними ведь тоже стояли партия и правительство. Это такая же Дора Павловна, только других масштабов. Было единственное, хоть и слабое преимущество у российского президента – вроде он не был антисемитом, но и оно исчезло! – смеется Смолкин. – Особенно ярко это стало заметно в последние месяцы. Если у нас друг ХАМАС, то больше нет вопросов. Ощущение, что в друзья специально выбирают нечто самое непотребное.
Об отъезде он не задумывается, но отлично помнит, что говорил его отец в 1970-е годы.
– "Если бы мне скинуть лет 20, я бы немедленно уехал", – говорил папа. Он знал иврит, в отличие от меня, он был образованным, как и большинство евреев. Это народ книги, за это их и не любят – они умеют читать, – говорит Смолкин. – Но сам бы я не уехал, даже если бы был моложе. Все-таки мой язык – русский, это мой инструмент, и вряд ли я когда-нибудь научусь делать на другом языке то, что я умею.
Старший сын Бориса живет в Петербурге, младший, спортсмен международного уровня, в Америке, но теперь со своей партнершей по танцам на льду выступает под флагом Грузии. Борис Смолкин говорит, что сам он ходит по улицам родного города без опаски – пока.
– Мы, евреи, всегда немножко ждем погрома, – говорит Смолкин, заслуженный артист РФ. – Это не новость. Потому что когда евреи покорно шли в газовые камеры, кто-то им помогал, но большинство – нет. А когда евреи начали защищаться, это всех возмутило – как это так?! Когда моя бабушка слушала радио, или ей рассказывали какие-то новости, она всегда говорила: а что это для евреев? Так вот, для евреев все плохо: что бы ни происходило, все, к сожалению, кончается еврейским погромом. Антисемитизм-то зародился в Европе.
– Скрепа? И ведь в Европе мало кто покаялся за Холокост, кроме немцев.
– Да, европейская скрепа. Если кто и покаялся, то как-то косвенно, бочком. И напоминаний не любят – зачем опять об этом? Но об этом нужно говорить, ведь ту трагедию, которая сейчас происходит с Израилем, можно назвать мини-Холокостом – эти нелюди настроены именно на это. И они – наши друзья. И вот – Махачкала! И это Дагестан, где всегда десятки национальностей жили в мире и согласии. И первый признак того, что наше руководство приложило к этому руку, – это рассуждения о том, что все это происки Запада (Владимир Путин заявил в понедельник вечером в Ново-Огареве, что антисемитские беспорядки в Махачкале были "во многом инспирированы с территории Украины через агентуру стран Запада". – СР).
"Дайте мне другой глобус"
Петербуржец Леонид (имя по его просьбе изменено), имеющий возможность близко наблюдать жизнь еврейской общины и других еврейских организаций города, говорит, что и сегодня, несмотря на последние события, эта жизнь бьет ключом – люди ходят на различные мероприятия, лекции, выставки, детские спектакли. А кроме того – и это началось вскоре после 24 февраля 2022 года – активно занимаются своей родословной, ищут сведения о еврейских дедушках и бабушках – очевидно, чтобы уехать.
– Я вообще не склонен разделять людей по национальному признаку, я думаю, что в России сейчас тревожно и опасно всем, и евреи, как ни странно, даже в лучшем положении – у них хотя бы есть возможность уехать благодаря своему еврейству, – замечает Леонид. – Понятно, что в стране все плохо, доказательством этого служит и пригожинский мятеж, и вот теперь махачкалинский погром.
К антисемитизму он относится философски, как к неизбежным обстоятельствам жизни. Дети его уехали из страны, но сам он никуда из Петербурга уезжать не собирается.
– Во-первых, у меня тут 85-летняя мама, которую нельзя никуда перевозить, во-вторых, я тут что-то делаю, очень важное, на мой взгляд. Ну, а что касается тех сотен тысяч "гуманистов", которые защищают палестинцев, бегая по площадям во всем мире и совсем забыв о страшной резне, устроенной 7 октября, – что я могу сказать? Дайте мне другой глобус, – говорит он.
"Потрясающее разочарование в человечестве"
Известный поэт, режиссер, актер, драматург и сценарист Вадим Жук родился и большую часть жизни прожил в Петербурге. Новости о пропалестинских выступлениях по всему миру и погроме в махачкалинском аэропорту его не обрадовали, но и задуматься об отъезде из России не заставили.
– Меня папа с мамой здесь, в Ленинграде родили и вырастили, и строчка Бродского "В каких рождались, в тех и умирали гнездах" мне очень близка. Нет, никуда я не собираюсь ехать, но главное чувство сейчас – это потрясающее разочарование в человечестве. Оказывается, все эти фетиши – цивилизация, история, опыт – ничего не стоят. Для чего же все изобретается, цивилизуется, для чего жизнь делается удобнее – если это все в один момент разбивается?
– И разбивается о самый первобытный зверский инстинкт.
– Да, о ненависть к людям из другой пещеры. Вроде у них хорошо получаются наскальные рисунки, громко звучит охотничий барабан, и вроде мы все то же самое делаем, но как-то они нам не нравятся – чего это они?
Жук говорит, что он не сильно разбирается в политике, а сейчас вообще не понимает, зачем она нужна, "если можно толпами перелезать через границу и убивать людей, чем под руку попадется". Жук помнит бытовой антисемитизм советского времени, но, по его словам, у него счастливый характер, всегда позволявший отшутиться. А еще помогало сознание, что у него есть прекрасный сильный отец, артиллерист, ветеран войны – и если что, он поможет. Но сейчас ситуация совсем иная.
– Я себя поймал чисто практически на том, что я стал озираться. Захожу в лифт и оглядываюсь. Только что были с женой в заведении, где представлены все кухни мира, и за прилавками стоят сплошь восточные люди. Я всегда был к ним очень расположен – и вдруг это расположение уплывает из меня, и мне страшно обидно – за что мне лишаться части усвоенной мной культуры, моего поведения? Я смотрю – ничего в них тревожного нет, они просто работают, но теперь я предупрежден ужасным грозовым облаком – что молния может вспыхнуть ни с того ни с сего. Вернее, с сего – которому тысяча лет. Повторяю, я разочарован в цивилизации. Новая модель телефона, которая будет дивно пахнуть и играть оркестром, мне ни к чему – без благорасположения моего соседа по планете.
Сын Вадима Жука, музыкант Ваня Жук, тоже бывший петербуржец, затем москвич, а теперь израильтянин со стажем чуть больше года, с готовностью воспринял израильскую культуру и теперь, во время войны, не собирается никуда бежать и спасать семью.
– Он говорит: я израильтянин, я честный человек, я должен быть здесь. Маленькая страна со съемной квартирой оказалась им дороже отличного московского жилья в Сокольниках, трудов и концертов в Москве и Питере.
Обе позиции, свою и сына, Вадим Жук считает приемлемыми и достойными уважения.
– Я не понимаю, кому я обязан покидать свой насест, свой язык, для которого я что-то делаю, свой театр, который мне близок, – говорит поэт. – А многие израильтяне не хотят сегодня покидать свою страну, потому что считают, что в ней, под обстрелами, им безопаснее, чем в мире, где полыхает антисемитизм. И я отношусь к этому с изумлением и гордостью.
"Первая мысль – уехать"
Дина Сафина – биолог, из Петербурга уехала 13 лет назад, сначала в Германию, потом в Израиль, живет вместе с мужем и сыном поблизости от Хайфы. Эти места считаются относительно безопасными, но Дина далека от спокойствия.
– В 2006 году во время войны с Ливаном здесь было опасно, и сейчас мы опасаемся – если снова будут обстрелы с той стороны, здесь будет плохо, – говорит она. – Я очень рада, что мы уехали давно – сейчас нашим друзьям и коллегам, уезжавшим из Питера из-за войны, гораздо труднее интегрироваться в других странах и находить работу. Мы уехали, потому что уже тогда было ощущение, что заниматься наукой в России как-то не очень. А вот правильно ли мы сделали, уехав сюда из Германии, – это для меня очень больной вопрос.
Безопасность и комфорт – не единственные вещи, важные для нее, замечает Дина. Израильская культура и природа на определенном этапе были ей очень интересны, но сейчас она, несомненно, уехала бы обратно в Германию, если бы не семья.
– Когда все это началось, у меня была первая мысль – уехать. Потом я немножко успокоилась, подумала, что, наверное, сейчас лучше быть полезными здесь. И потом, сыну 17, он заканчивает школу и на следующий год должен идти в армию. Если он этого не сделает, он нарушит закон. То есть мы должны здесь оставаться еще четыре года, а потом... Рустик здесь прожил большую часть жизни, он благодарен всему, что здесь получил, но все равно хочет уехать. И я тоже, – говорит Дина. – Русские сейчас хорошо понимают, каково это, когда на всех новостных полосах кричат, что твое государство ведет войну. У нас сейчас не совсем такие обстоятельства, на нас напали, но в то же время ситуация настолько сложная, что жить здесь тяжело.
Ее друзья и коллеги, напротив, говорят, что не могут никуда уехать, потому что нигде, кроме Израиля, не чувствуют себя в безопасности из-за растущего антисемитизма. Сама Дина так не считает – у нее всегда были сложности с идентичностью, у нее есть не только еврейские, но и татарские, и русские предки, так что в той же Германии Дина собирается не настаивать на своем еврействе, а просто раствориться в обществе. Дина говорит, что ее муж, тоже бывший петербуржец, в гораздо большей степени чувствует себя израильтянином и уезжать никуда не собирается. Поэтому и Дина из солидарности с семьей пока остается и думает о том, как бы помочь Израилю в трудный для него час.
