В Петрозаводске вышел второй том книги "Место памяти Сандармох" об одном из крупнейших расстрельных полигонов в Карелии. 21 сентября его презентация пройдет в Петербурге, в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Это книга не только о жертвах Большого террора, но и палачах, а также о тех, кто сегодня пытается уничтожить память о советских репрессиях.
Лесное урочище Сандармох, в 1937–38 годах служившее расстрельным полигоном, было открыто благодаря поискам, с одной стороны, петербургского и карельского "Мемориала", с другой – петрозаводских исследователей Ивана Чухина и Юрия Дмитриева. В Сандармохе было обнаружено около 150 расстрельных ям, где лежат останки более 6 тысяч человек разных национальностей и разного социального положения – от рядовых крестьян и рабочих до известных артистов, художников и ученых. В основном, они были заключенными Белбалтлага или трудпоселенцами, сосланными в Карелию из разных республик СССР, но были среди них и заключенные Соловецкой тюрьмы особого назначения, шедшие по контрреволюционным статьям и специально привезенные сюда для расстрела.
Второй том книги "Место памяти Сандармох" – это, прежде всего, мартиролог – поимённый список невинно убитых во время Большого террора, итог многолетней работы по возвращению памяти – и поколениям людей, в чьих семьях боялись произносить имена своих убитых родственников, и отдельным народам, и целой стране. Много лет составлением таких мартирологов занимается руководитель Центра "Возвращённые имена" при Российской национальной библиотеке Анатолий Разумов, он же – редактор и составитель книги "Место памяти Сандармох". По его словам, издание было задумано сразу же после ареста карельского историка Юрия Дмитриева.
– Дмитриева арестовали, а вскоре прошло заседание карельского Совета по развитию гражданского общества и правам человека, меня пригласили как эксперта, мы побывали и в Медвежьегорске, и в семье Дмитриева, и в органах опеки, и в прокуратуре и вынесли свое определение о том, что дело это, мягко говоря, надуманное, – рассказывает Анатолий Разумов. – Первая книга Дмитриева – "Место расстрела Сандармох" вышла в 1999 году и давно уже стала большой редкостью. Издание надо было продолжать, но я решил изменить название: за 20 лет место бывших расстрелов превратилось в общепризнанное в мире место памяти. В 2018 году Юрия Алексеевича отпустили домой месяцев на пять, я жил у него, работал, и мы обсудили новую книгу – как должны выглядеть биографические справки, биограммы, и что книга должна состоять не только из этих справок – жил, арестован, расстрелян, – но и из документов, воспоминаний, биографических очерков.
Одна из героинь книги "Место памяти Сандармох" – невестка генерала Брусилова Варвара Котляревская, о судьбе которой написал Юрий Дмитриев. Она родилась в 1899 году в дворянской семье, её отец был председателем департамента Киевской судебной палаты, мать – дочерью выдающегося врача, профессора Остроумова. Варя окончила гимназию и курсы иностранных языков, а в 1916 году – еще и курсы медсестёр, помогала лечить раненых солдат в московских лазаретах. 2 июля 1917 года она обвенчалась с Алексеем Алексеевичем Брусиловым-младшим, штабротмистром Конно-гренадерского лейб-гвардии полка, сыном знаменитого генерала Брусилова. "С этого момента и начинаются события, которые повели нашу героиню по тернистому пути к её личной Голгофе", – пишет Юрий Дмитриев в своем очерке о Варваре Брусиловой,
А дальше был арест мужа и свекра, беготня из одной тюрьмы в другую с передачами, уход мужа в Красную Армию и смерть, то ли от пути, то ли от тифа. В 1920 году Варвара Брусилова осталась вдовой с маленьким ребенком на руках. А в 1922 она героически воспротивилась ограблению храмов и на Московском процессе по делу об изъятии церковных ценностей была приговорена к расстрелу. Юрий Дмитриев приводит фрагмент из ее последнего слова: "Ваш приговор я встречу спокойно, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет... Я милости и пощады не прошу..." Все-таки, опасаясь народных волнений, шестерых приговорённых исключили из списка, в том числе и Брусилову. Просидев месяц в камере смертников, она написала письмо Ленину, где назвала казнь единомышленников кровавой расправой: "Говорят, что Советская власть за убеждения не судит. Это неправда. Конкретной вины у нас… не было никакой, к нам были так суровы за то, что некоторые из нас имели мужество перед лицом Трибунала поднять голос в защиту своих святынь…"
Больше года просидела Варвара Брусилова в Новинской женской тюрьме, родственники усиленно за нее хлопотали и добились успеха: ее выпустили, и она, по рекомендации свекра, стала работать в газете "Красное знамя".
Внимание ГПУ привлек ее новый муж, бывший деятель обновленческой церкви, снявший с себя сан, Антоний Семигановский. В 1927 году у Брусиловой новая работа в агентстве "Юнайтед пресс", а в 1930-м – арест и приговор – 10 лет лагерей за шпионаж в пользу Англии. Сначала она работала в Кеми в мастерских Швейпрома, через год ее перевели на остров Анзер восьмого Соловецкого отделения БелБалтлага ОГПУ и определили скотницей в совхоз №3. В 1934 году ее обвинили во вредительстве – отравлении коров и приговорили к расстрелу.
Приговор удалось отменить по кассации, но ей добавили третий срок, два года по статье 58.10 "за распространение контрреволюционных выпадов против руководства лагеря". Потом был четвертый срок – за контрреволюционные разговоры после убийства Кирова. Солагерники Брусиловой писали в своих воспоминаниях, что заключение ее не сломило и не озлобило, что она боролась за чужие права, часто объявляя голодовки и попадая в ШИЗО, и что силы ей давала вера. Осенью 1936 года ее перевели в лазарет медсестрой, но уже в 1937-м снова закрыли в ШИЗО и сфабриковали дело о попытке поджога лазарета. 10 сентября 1937 года ее расстреляли.
В первом томе о Сандармохе о Варваре Брусиловой была дана только краткая биографическая справка, полноценный очерк о ней приведен во втором томе – и это только одна из череды трагических судеб, отраженных в книге.
Летом 2018 года Анатолий Разумов и Юрий Дмитриев подробно обсудили и утвердили конструкцию издания. После повторного ареста Дмитриева Разумов продолжал работать с его архивами у него дома.
– Нигде мне так хорошо не работалось, как дома у Юры, – как будто он все время рядом. А когда возникали вопросы, я успевал задавать их, пока его водили по коридорам на судебные заседания, – вспоминает Разумов. Часть биографических очерков для нашей книги предоставил Максим Лялин, у него есть свой проект по Сандармоху, он присылал свои материалы Юре в СИЗО, а Юра пересылал их мне, – рассказывает Разумов.
Каждый из биографических очерков, помещенных в книге, по-своему уникален, и все они похожи одним – трагической судьбой своих героев.
"Сначала увели папу. Потом маму. Далее у меня провал в памяти. Вспоминаю себя в поезде с какой-то женщиной, мой и мамин чемодан на верхней полке. Потом к дедушке на Кавказ пришло письмо от мамы с Соловков. Мама в этом письме просила меня вечером отыскивать в созвездии Большой Медведицы Полярную звезду и вспоминать её. А потом было ещё одно письмо треугольником, в котором мама писала: "Я погибаю, спасите мою дочь". Бабушка заставила меня выучить эти письмо наизусть, т. к. письма пришлось сжечь. И это была последняя встреча с родителями" – так заканчиваются воспоминания петербурженки Елизаветы Делибаш о своих родителях, опубликованные в книге "Место памяти Сандармох".
Первый том, вышедший в 2019 году, рассказывает о расстрелянных с фамилиями на буквы А, Б, В. Второй том – на буквы Г, Д, Е – готовился вплоть до этого лета. Специально для второго тома подготовлен большой раздел о судьбах исполнителей планов советского руководства по Большому террору, предисловие к нему называется "Как выполнялись бешеные планы партии и правительства", сам раздел – "Палачи Ленинграда, палачи Сандармоха".
– Предисловие написал историк Никита Петров, автор известнейших справочников "Кто руководил НКВД", "Кто руководил МГБ", а дальше я дал свое вступление о том, как именно выполнялись планы по расстрелам, упомянул, как я раскапывал в 1997 году Бутовский полигон, рассказал о Сандармохе и дал комментарии по технологии убийств – применительно к Медвежьегорску и Сандармоху, – рассказывает Разумов.
"Осуждённых к высшей мере наказания привозили на машине в предназначенное для этого место, то есть в лес, вырывали большие ямы и там же, в указанной яме, приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли", – приводит Никита Петров рассказ из допроса чекиста Михаила Матвеева, который сам же и расстреливал заключенных, вместе с помощником Алафером. Никита Петров задается вопросом, откуда берутся такие люди, каким образом растут по службе, почему выбирают себе такое занятие – убивать людей. Историк отвечает на этот вопрос с помощью биографии Матвеева – крестьянского сына, бурлака, мальчика в конторе, истопника в гимназии, швейцара, токаря на заводе "Вулкан", в феврале 1917 года – участника штурма Зимнего, до полусмерти избитого защитниками дворца, мучившегося с тех пор головными болями и, видимо, затаившего нешуточную злобу. Уже в марте он – начальник летучих отрядов ЧК на Петроградской стороне, собственноручно расстреливает людей, за что получает именной браунинг. В 1936 году, когда проводятся массовые "акции", то есть те же расстрелы, он получает орден Красной Звезды "за особые заслуги в борьбе за упрочение социалистического строя".
Никита Петров пишет о том, что исполнителей массовых расстрелов в Ленинградском УНКВД роднит их низкое происхождение: "Отцы из числа прислуги, матери – прачки. С ранних лет униженное состояние, а порой и нужда – вот основа будущего социального мщения и ненависти..."
Анатолий Разумов замечает, что "Место памяти Сандармох" – книга не только о прошлом, но и о настоящем – он имеет в виду битву за отстаивание памяти Сандармоха.
Первые разговоры о том, что в Сандармохе могут быть похоронены не только жертвы террора НКВД, но и советские военнопленные, расстрелянные финнами во время оккупации Карелии, появились в 2016 году. Это предположили историки Петрозаводского государственного университета Юрий Килин и Сергей Веригин – поскольку во время войны в Медвежьегорске действительно существовали два лагеря военнопленных. Правда, известно только о нескольких случаях расстрелов пленных красноармейцев при попытке побега, но никаких документальных свидетельств о расстрелах в Сандармохе не существует. Тем не менее, эту идею подхватило Российское военно-историческое общество.
– У нас уже в первом томе были очерки Эмилии Слабуновой и Ирины Галковой о защите Сандармоха от попыток передела памяти, и сейчас мы дали их продолжение, со всеми документами о настоящем сражении за самый смысл этого места, – говорит Анатолий Разумов. – Еще в 2018 году РВИО заявило о гипотезе, что в урочище Сандармох расстреливали, в основном, не заключенных, а пленных красноармейцев. На самом деле это никакая не гипотеза, а просто пропаганда – мол, это не мы подлецы, это все финны. Понятно, что эта гипотеза рассыпалась в прах. РВИО вело там незаконные раскопки, но никаких подтверждений свои идеям не нашли, их попытки переделать Сандармох потерпели фиаско.
В августе 2018 года РВИО организовало экспедицию по поиску "захоронений узников финских концентрационных лагерей и погибших военнослужащих РККА в боях против финских оккупантов в Карелии в 1941–1944 годах". Родственники расстрелянных в Сандармохе обратились в Министерство культуры РФ, Правительство Карелии, в медвежьегорскую администрацию и в само РВИО с просьбой не тревожить останки их родных: "Мы против проведения здесь новых раскопок, для которых нет документально подтвержденных и научно доказанных оснований. Мы против воскрешения мифических версий о советских военнопленных, якобы расстрелянных финнами в Сандармохе. Не тревожьте могилы наших родственников. Не разрушайте памятник", – написали они, но их обращение было оставлено без внимания.
Среди активных противников новых раскопок в Сандармохе была и депутат Законодательного собрания Республики Карелия, член политкомитета партии "Яблоко" Эмилия Слабунова.
– С началом экспедиции РВИО мне пришлось этим плотно заниматься, ко мне обратилось много людей: и родственники расстрелянных в Сандармохе, и активисты, и просто неравнодушные люди, обеспокоенные, что на территории памятника затеваются раскопки. Я сразу обратилась в надзорные органы, в Управление по охране объектов культурного наследия, в МВД с просьбой проверить законность раскопок. Мне ответили, что все законно, а я доказывала, что незаконно. Ни одного документа о законности раскопок РВИО не предоставило. Ведь Сандармох – объект культурного наследия регионального значения, и по закону там можно проводить только работы по его сохранению, да и то – нужен проект работ и экспертиза. Они говорили, что это просто поисковая деятельность, но ведь и на нее нужные разрешительные документы, которых у них не было.
Слабунова три года засыпала обращениями прокуратуру и судилась с РВИО, требовала наказать за бездействие местную и региональную прокуратуру, но ее усилия ни к чему не привели. Она убеждена, что и суды, и прокуратура попустительствовали беззаконию.
– В 2019 году была уже вторая экспедиция. Я требовала запрета на нее в качестве обеспечительной меры – но в судах творились удивительные вещи: исчезали ключи от кабинетов, терялись судьи, не назначалось заседание – в результате оно состоялось уже после начала второй экспедиции.
По словам Слабуновой, за два года РВИО извлекло и передало на экспертизу останки 21 человека. Ответ на свои запросы о результатах экспертизы Слабунова получила только через полгода, но никаких внятных выводов там не нашла.
– Они пытались переписать Сандармох, сместить акценты с террора НКВД на расстрелы советских военнопленных, это бы позволило говорить: ну, а сколько там репрессированных – хотя Юрий Дмитриев установил имена около 6,5 тысяч. Гипотеза РВИО не подтвердилась – выкопанные останки с пулевыми отверстиями в затылках принадлежали людям разного возраста, от 19 до 50 с лишним лет, половина из них – женщины. Я стала бомбить всех запросами: где останки, захоронены они или нет. Прошлым летом карельский Следственный комитет сообщил мне, что они захоронены, но сколько я ни добивалась информации, просила дать геолокацию – где именно их закопали, мне никто этого не сказал.
Слабуновой обещали показать место захоронения и в администрации Медвежьегорского района, и в ритуальной компании, якобы занимавшей захоронением останков, но как только она приезжала на место, все или заболевали, или "уезжали в район". И только сотрудник Следственного комитета, проводивший по ее заявлению проверку, показал ей место захоронения, которое, как оказалось, все-таки существует.
– История с захоронениями не закончена, – говорит Эмилия Слабунова, – буквально несколько дней назад на территории самого Медвежьегорска при ремонте одного муниципального дома, страшной развалюхи с туалетом во дворе, экскаватор начал делать новую выгребную яму и зачерпнул полный ковш человеческих костей – оказалось, там в три слоя лежали останки 30 человек. Хозяйка дома видела несколько черепов с простреленными затылками. Сегодня я послала запрос в Следственный комитет о судьбе этих останков – есть ощущение, что это дело попытаются замять. Так что даже в самом Медвежьегорске вся земля – в расстрельных ямах.
Еще один очерк о попытке переписать историю Сандармоха написала куратор виртуального музея НИПЦ "Мемориал" Ирина Галкова.
– Атаки на Сандармох делаются с целью населить его какой-то другой памятью, причастность которой к этому месту совершенно не доказана. Книга "Место памяти Сандармох" стала, с одной стороны, исправленным списком и утверждением той истории, которая там действительно была, с другой, она обрастает исследовательскими работами, которые доказывают, что вся эта история – не выдуманная, что она подтверждается массой документов и свидетельств. И теперь это не просто списки, это еще и развернутые биографии людей – хотя, конечно, не всех.
Среди материалов, включенных во второй том книги "Место памяти Сандармох", есть также очерк Анны Яровой о том, как Юрию Дмитриеву была присуждена норвежская премия Сахарова, интервью с Дмитриевым, а также обзор его дела, написанный адвокатом Виктором Ануфриевым уже после того как историку был вынесен приговор – 13 лет лишения свободы.
Анатолий Разумов и сейчас продолжает работать с Юрием Дмитриевым – уже над третьим томом книги "Место памяти Сандармох".
– У нас уже переписка установилась хорошая с колонией №18 в Потьме, в Мордовии. Я ему посылаю свои материалы на согласование, Юра отвечает и регулярно звонит. И тогда мы с ним по 15 минут работаем и только в самом конце разговора передаем какие-то приветы. Ведь еще лежит под спудом капитальная рукопись Юрия Алексеевича, которую он не успел до ареста довести до печати. Это книга о спецпоселенцах Карелии, о крестьянах, которых согнали туда – прежде всего с Украины, и они там обслуживали Беломорканал – практически на лагерном положении. А когда в 1937 году пришли планы на расстрелы, эти крестьяне, трудпоселенцы, тоже попали в расстрельные ямы Сандармоха, как и местные жители Карелии. За каждым расстрелянным стояла семья – жена, братья, 5-6 детей, ведь в расход пустили именно глав семей, об этом очень много говорится в рукописи Дмитриева. И о том, как эти семьи в начале войны переселили еще дальше, в Коми, как там в первый год переселения умирали дети, особенно дети из Украины.
По словам Анатолия Разумова, он сопоставил сведения из рукописи Дмитриева и с многочисленными книгами памяти, изданными в разных регионах России, и с украинским академическим 27-томником "Реабилитированные историей", где нашлись сведения о первых арестах и высылке украинских семей в Карелию. Поэтому полнота материалов о репрессированных во втором томе не идет ни в какое сравнение с тем, что появилось в первом томе в 1999 году: краткие справки – имя, год рождения и год расстрела – за 20 лет превратилась в развернутые рассказы о жизни этих людей, сначала вычеркнутых из истории страны, а теперь туда возвращенных.
