Полмиллиона соотечественников планирует вернуть на родину российское правительство до 2030 года. В постановлении правительства говорится, что для достижения этой цели за границу будут выезжать группы сотрудников МИД и МВД и убеждать людей вернуться. Тем, кто согласится возвратиться, переезд оплатят из федерального бюджета. Российские власти не впервые зовут домой тех, кто когда-то уехал из страны, – в 1920-е, 1930-е, 1950-е годы тысячи эмигрантов вернулись в СССР. Многих из них вместо обычной трудовой жизни ждали лагеря и расстрелы.
Леспи Эмиль Матвеевич, 1888 г. р., уроженец Финляндии, финн, беспартийный, приехал в 1932 г. из США, лесоруб Тихвинского леспромхоза, проживал: г. Тихвин, Чудовский барак. Арестован 3 апреля 1938 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 15 октября 1938 г. приговорен по ст. ст. 58-6-10 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 22 октября 1938 г.
Аалто Вилхо Самуилович, 1908 г. р., место рождения: губ. Куопио, Финляндия, финн, беспартийный, автомеханик ЛПХ. Проживал в селе Ругозеро Ругозерского района. Арестован 14.03.1938 г. Особой тройкой НКВД Карельской АССР от 22.09.1938 г. осужден по ст. 58-6. Расстрелян 02.10.1938 г. в окрестностях г. Петрозаводск. Реабилитирован прокурором Карелии 14.04.1989 г.
Таких записей о финнах, приехавших в СССР и погибших в ходе Большого террора, очень много на сайте "Возвращенные имена". Одна из самых ярких историй иммигрантов, вернувшихся в СССР в ожидании лучшей жизни, свободы и справедливости, это история финского летчика Вернера Лехтимяки, организатора финской Красной гвардии, считает руководитель одноименного центра при Российской национальной библиотеке историк Анатолий Разумов.
Вернер Лехтимяки родился в 1890 году в селе Вахто неподалеку от города Турку, у него было два брата, старший Конрад, известный писатель и дипломат, и младший Ялмар. Пять лет, с 1915 по 1920 год, Вернер прожил в Америке, где выучился на ковбоя и автомеханика, служил юнгой на корабле. В 1916 году он вернулся домой, боролся за независимость Финляндии. В ноябре 1917 года ему пригодились навыки ковбоя – он основал конный отряд финской Красной гвардии в Турку, в 1918-м оборонял Тампере, а потом приехал в Петроград. Он получил задание переманить на сторону большевиков Карельский легион, сформированный из сбежавших финских красноармейцев, но эти планы провалились, а Вернер едва избежал смерти.
В 1919 году братья Вернер и Ялмар Лехтимяки учились в петроградской летной школе и вскоре уже сражались в боях против Юденича в качестве летчиков. В 1921 году им пришлось участвовать в подавлении Кронштадтского мятежа. В Петрограде Вернер встретил свою будущую жену, певицу из Швейцарии Лилию Лееман, которая выступала с концертами в гостинице "Астория". Потом братья учились в высшей летной школе в Москве, в 1923 году они уехали в Китай, а в 1924-м – в Америку. Там Вернер и Ялмар основали фирму по обслуживанию и ремонту самолетов, обучению пилотов и воздушным перевозкам. В 1931 году братья вернулись в СССР – и не с пустыми руками: они привезли с собой 20 разобранных гидропланов, целую линию авиазавода и, что самое ценное, молодых специалистов – пилотов и механиков, которые, как и они, по рождению были финнами.
Вечером 21 января 1938 года, когда семья Вернера Лехтимяки сидела на кухне и ужинала, к ним ворвались сотрудники НКВД. Они устроили обыск, перевернули весь дом, а Вернера увели в наручниках – и больше он домой не вернулся. 29 марта 1938 года его приговорили к расстрелу за шпионаж в пользу Финляндии, а 5 апреля расстреляли. В 1957 году Вернер Лехтимяки был признан невиновным и реабилитирован.
Расстреляли его по так называемому списку финских шпионов №14. "В предписании на расстрел он значится 69-м из 97 приговорённых к высшей мере наказания. 96 человек считаются расстрелянными 5 апреля 1938 г. и помянуты в 9-м томе "Ленинградского мартиролога", – говорит Анатолий Разумов.
По его мнению, Ялмару Лехтимяки, можно сказать, повезло – он умер в Москве от болезни, иначе, без сомнения, его ждало бы то же самое, что и его брата Вернера. Конраду Лехтимяки повезло еще больше – он умер своей смертью в Финляндии. Осиротевшая семья Вернера – его вдова Лилия Лееманн и сын Эйно Вернерович Лехтимяки – жили в своей квартире на Фонтанке и после войны. Эйно стал доктором геолого-минералогических наук, он умер в 2000 году.
Среди помянутых в 12-м томе "Ленинградского мартиролога" не только финны, там есть имена перебежчиков из Эстонии и Латвии – рабочих и крестьян, искавших счастья в СССР. Так, в феврале 1938-го бежали из Нарвы четверо 20-летних друзей – И. Ф. Коркин, И. Н. Мухин, М. Ф. Солодов, И. И. Цветков. Уже 13 июля они были приговорены к расстрелу, приговор приведен в исполнение 17 декабря 1938 года.
Историк Даниил Коцюбинский напоминает о событиях 1935 года, когда из Маньчжурии начали репатриировать в Советский Союз десятки тысяч советских граждан, работавших на КВЖД. Параллельно НКВД активно разрабатывал прибывавших реэмигрантов, в оперативных отчетах их называли "харбинцами". Репрессии против них начались в 1937 году, когда нарком внутренних дел Ежов издал приказ о "террористической диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из так называемых харбинцев". Из 31 тысячи "харбинцев" более 19 тысяч человек расстреляли, остальные получили от 10 до 25 лет лагерей.
– Возвращение в Советский Союз вообще было для людей рискованной лотереей, – говорит Даниил Коцюбинский. – Прокофьев и Куприн сохранились, а Горькому, возможно, помогли умереть. Было целое движение сменовеховцев (название происходит от сборника "Смена вех" 1921 г., выступали за примирение с Советской Россией. – СР) за границей, которое наше ОГПУ умело стимулировало. Они говорили, что Советский Союз во время нэпа стал двигаться в правильном направлении, и он станет европейской страной, только с сильной национальной властью, которую теперь олицетворяют большевики. Один из них – известный философ Николай Устрялов, который вернулся и написал, что даже если родине понадобятся его косточки, он готов их ей пожертвовать, ну, и в 1937 году родина дала ему такую возможность, он был расстрелян. Да и практически все сменовеховцы, вернувшиеся на этой волне, были репрессированы. Но это была другая страна, требовавшая гекатомб массовых жертвоприношений, чтобы из них выросла террористическая легитимность грозного царя по фамилии Сталин. Легитимность Путина проистекает не из большого террора, а из консенсуса с элитами и адресного террора по отношению к тем, кто пытается играть в политику. Если Путин решит поменять сложившуюся стилистику управления, я думаю, элиты его не поймут. Поэтому если сейчас кого-то сагитируют приехать, все упрется в то, выполнят ли власти взятые на себя обязательства – дадут ли им обещанные деньги и возможность делать то, что эти люди хотят делать.
Научный сотрудник межфакультетского центра "Петербургская иудаика" в петербургском Европейском университете, профессор факультета свободных искусств и наук Петербургского государственного университета Валерий Дымшиц считает, что репатриацию эмигрантов в СССР надо рассматривать в контексте процесса, начавшегося вместе с революцией, когда в страну по политическим мотивам стали приезжать разные люди.
– Этот процесс длился где-то до середины 30-х годов. На рубеже 1920–30-х в мире начался экономический кризис, и многие приезжали потому, что, с одной стороны, симпатизировали советской власти, как они ее себе представляли, а с другой, надеялись найти работу. Среди них было много евреев, особенно из Восточной Европы, где режимы были довольно противные и антисемитские.
Очень яркий пример такой иммиграции в СССР – история коммуны "Войо-Нова", появившейся в Палестине, существовавшей под мандатом Великобритании. Она родилась из молодежного левого движения Гдуд-ха авода́ – Рабочий батальон имени Иосифа Трумпельдора, созданный в 1920 году во многом по образцу кибуца, только не занимавшийся сельским хозяйством.
– Части этих молодых людей коммунистический проект казался более привлекательным, чем национальный, они откололись и в 1926 году переехали в Советский Союз, в Крым, где тогда шла активная еврейская аграрная колонизация, появилась куча еврейских поселений, земледельческих колоний и даже два национальных еврейских района, – говорит Дымшиц. – И они тоже основали свой поселок на севере, в степном Крыму. У всех были корни в России, они знали русский язык, но поселок свой назвали на языке эсперанто "Войо-Нова" – Новый Путь. Идишем они не хотели пользоваться из-за своего сионистского прошлого, иврит в Советском Союзе не катил, вот они и остановились на эсперанто. Руководил ими активный молодой человек Менахем Элькинд.
Они испытали все: тяжелый труд, голод, холод, жизнь в совершенно неприспособленных для этой цели помещениях
"В момент официального основания коммуны на ее территории проживало 20 взрослых, из них восемь холостяков и шесть семейных пар с пятью детьми. Самому старшему из коммунаров было 32 года, а ее первому председателю Элькинду – 31 год. Эта группа коммунаров разместилась в единственном в экономии помещичьем доме, построенном из местного камня – ракушечника. Взрослые заняли две большие комнаты и кухню, а детей поместили отдельно в другие комнаты, – пишет в своих воспоминаниях Зиновий Бекман, сын одного из коммунаров. – Особенно трудным для коммунаров был первый год. Они испытали все: тяжелый труд, голод, холод, жизнь в совершенно неприспособленных для этой цели помещениях. Однако, несмотря на все лишения и невзгоды той поры, коммунары, используя свой палестинский опыт, создали жизнеспособную, одну из лучших в стране коммуну по образу и подобию кибуца".
Одна из коммунарок, прибывших в Россию с тремя детьми, в одних свитерах и сандалиях, писала: "Это было бесконечное поле снега, три хижины и большой дом с поврежденной жестяной крышей, которая сильно грохотала на ветру". Тем не менее, коммунары освоились, разводили скот, возделывали землю, построили два двухэтажных дома по 20 комнат, с яслями, детсадом и детдомом и трикотажную фабрику, работавшую на собственной овечьей шерсти.
В 1932 году Крым, как и весь юг, был поражен голодом
– Одно время их все очень любили, к ним корреспонденты ездили, художники их рисовали, но кончилось все плохо, – рассказывает Дымшиц. – Во-первых, они были слишком искренние, слишком левые для СССР, и их обвинили в левом уклоне. Во-вторых, это была коммуна, а не сельскохозяйственный кооператив, и они плохо вписались в коллективизацию. В 1932 году Крым, как и весь юг, был поражен голодом. Элькинд ходил, качал права, пытался отстаивать свой особый "Новый Путь", и его арестовали и расстреляли, многих членов коммуны посадили. А коммуну превратили в обычный колхоз.
Тучи сгущались постепенно – сначала возникли конфликты с руководством района, которое хотело само управлять коммуной и комплектовать ее за счет советских евреев, хотя коммунары были против. В 1932 году Элькинда сняли с должности главы коммуны, а в 1937 году из коренных коммунаров, приехавших из Палестины, сделали английских шпионов или сионистских агентов. Элькинда расстреляли в 1938-м – что символично, в поселке Коммунарка Московской области.
Меня ни о чем не спрашивали, а дали готовые напечатанные листы
В Крыму в рамках "операции по ликвидации контрреволюционного шпионского подполья национальной колонии" было арестовано 27 человек. Одному из них удалось передать на волю письмо с описанием допроса: "… меня ни о чем не спрашивали, а дали готовые напечатанные листы, где было написано, что в Палестине мы проходили специальные курсы, где нас учили, как вести антисоветскую пропаганду, как агитировать евреев ехать в Палестину, как маскировать себя. И еще – что мы построили коммуну для маскировки, … чтобы обмануть советскую власть, а потом разъехались по всей стране, чтобы выполнять задание сионистов. …Пытки, которые эти садисты применяли, чтобы заставить подписать, человеческий мозг вообразить не в состоянии". Все арестованные были приговорены к разным срокам, 14 погибли в лагерях.
Не все судьбы коммунаров оказались трагическими. Художник Мендель Горшман, ученик Фаворского, приехал в "Войо-Нову", чтобы выполнить заказ – сделать серию акварелей "Крымские еврейские колхозы". Он влюбился в одну из коммунарок, женился на ней и увез ее в Москву.
У нее было три дочери, на одной из которых, Саломее, женился Смоктуновский
– Она потом стала известной писательницей Широй Горшман, намного пережила своего мужа и в 1980-е годы снова уехала в Израиль – где уже успела побывать совсем юной девушкой в 1920-е годы, и счастливо прожила там еще лет 10, умерла в возрасте почти 100 лет, – рассказывает Валерий Дымшиц. – У нее было три дочери, на одной из которых, Саломее, женился великий русский актер Иннокентий Смоктуновский, он, кстати, души не чаял в своей теще.
Палестинские евреи переезжали не только в Крым, но и в Биробиджан. "Мы едем…, окрыленные твердой верой в то, что …нам удастся воплотить мечту о сплочении широких слоев еврейских масс вокруг идеи строительства социалистической родины", – говорилось в декларации палестинских коммунистов, опубликованной в 1932 году. Мечта обернулась изнурительным трудом, нищетой, чудовищным бытом и репрессиями.
Меры реабилитации еврейского населения на этом фоне выглядели очень выигрышно
– Туда приехало около 2,5 тысяч человек, и все они были арестованы либо во время Большого террора, либо во время антиеврейской кампании 1949–1953 года, – говорит Дымшиц. – Ехали из разных мест – из Палестины, из США, из Бразилии, Аргентины, из Европы. Советский Союз пропагандировал свои достижения в области национального строительства, особенно еврейского, ведь при проклятом царизме евреям жилось плохо, и меры реабилитации еврейского населения на этом фоне выглядели очень выигрышно. А потом, огромная масса еврейских эмигрантов из царской России представляла собой некоторую силу. СССР был заинтересован и в позитивном имидже, и в помощи – и деньгами, и техникой. В Биробиджан приезжали писатели: из Палестины приехала Люба Вассерман, из Бразилии Сальвадор Боржес – оба они родились в царской России, уехали в эмиграцию и потом вернулись в Советский Союз. И оба они очень долго сидели – но, к счастью, остались живы.
Историк Юлия Демиденко считает, что все советские кампании по возвращению соотечественников носили пропагандистский характер.
– Это была политическая реклама СССР, советского образа жизни. Все мы знаем имена великих людей, которые поддались на усилия власти вернуть их на родину. Это и Цветаева, которая была совершенно разрушена как человек своими эмигрантскими годами, да и муж у нее был тайный агент НКВД, так что ей просто деваться было некуда, – но были и многие другие. То, что это была агитация за советскую власть, косвенно подтверждается количеством деятелей искусств, которых постарались вернуть. Стоит вспомнить того же Ивана Билибина, замечательного художника, который в 30-е годы вернулся вместе с женой Александрой Щекатихиной-Потоцкой в Ленинград из Франции. Каждый раз такое возвращение обставлялось пышно, было много шума, интервью, публикаций. Интересно, в одном интервью Билибин говорит, что здесь все ходят в сером, вот что значит глаз художника – сразу улавливает образ городской жизни 30-х годов. Другое дело, что судьба большинства этих людей была незавидной. Хотя Билибина репрессии напрямую не коснулись, но все равно он умер в блокадном Ленинграде, и никто не подумал такого мастера вывезти, эвакуировать.
Самыми трагическими Юлия Демиденко считает репатриации после Второй мировой войны.
Судьбы были разные, но это были трагические судьбы
– Они были массовыми и далеко не всегда добровольными. Нельзя сказать, что прямо всех отправляли в ГУЛАГ, судьбы были разные, но это были трагические судьбы. Среди возвращенных есть величайшие люди, например Лев Карсавин, которого арестовали при освобождении Праги. Он в свое время уехал из России на "философском пароходе", но не удалось ему уйти от советской власти, она его настигла, и он умер в лагере. Бывали и более благополучные исходы, но в любом случае это все равно был фильтрационный лагерь, допросы, наблюдения, аресты, а для военных и штрафные батальоны – так или иначе, это были репрессии, – говорит Демиденко. – В 1990-е годы выходили мемуары людей, которые не поддались на уговоры, – они рассказали, как к ним приезжали и уговаривали вернуться. Одни ушли в монастыри и объясняли свой отказ вернуться тем, что в СССР церкви закрыты, кто-то старался вообще не вступать с уговорщиками ни в какие контакты. Я знаю историю одного солдата, который остался в Варшаве. Он влюбился в девушку, и ее семья его долго прятала, иначе это было бы расценено как дезертирство. И потом еще много лет ему приходилось вести себя очень осторожно. Да и задолго до войны, еще во время нэпа, была развернута целая кампания по возвращению людей, уехавших в 1905 году, среди них было много как революционеров, так и хороших технических специалистов. Их привлекали – как и иностранных рабочих, – объясняя тем, что стране нужны рабочие руки, а между тем трудовые биржи были переполнены, все заводы стояли. Приехавших не могли обеспечить ничем – ни работой, ни жильем, так что очень быстро стало понятно, что цель кампании – чисто пропагандистская. И то же самое повторилось уже в хрущевские времена: людей звали, о потом не знали, куда их девать, и кончалось все это ничем.
