Председательствующий судья Второго Западного окружного военного суда Андрей Морозов сегодня огласил приговор журналистке Светлане Прокопьевой, обвиняемой в оправдании терроризма за авторскую колонку по поводу взрыва в УФСБ Архангельска. 3 июля прокуратура запросила для нее шесть лет реального срока в колонии общего режима и четыре года запрета на профессию. Судьи приговорили ее к штрафу в размере 500 тысяч рублей, в пользу государства конфискован ее рабочий ноутбук. Личный айфон, изъятый следователем во время обыска, Прокопьевой пообещали вернуть.
На оглашении приговора в Псковском областном суде был аншлаг: журналисты, активисты, политики и просто неравнодушные со всей России приехали поддержать журналистку.
Между прениями, когда прокурор запросила для журналистки 6 лет колонии общего режима и запрет заниматься журналистикой на 4 года, и вынесением приговора прошло два выходных дня.
За это время Совет по правам человека при президенте РФ назвал требование тюремного срока абсурдным, глава Союза журналистов Москвы Павел Гусев сказал, что "заранее выражает сочувствие другим жертвам псковской прокуратуры, показавшей сегодня свою полную некомпетентность".
В поддержку Прокопьевой выступили многие известные российские журналисты, 3 июля прошли одиночные пикеты у здания ФСБ в Москве, а 4 июля журналисты вышли на пикеты поддержать коллегу в Пскове.
Сразу после объявления приговора о штрафе в полмиллиона рублей корреспонденты Север.Реалии спросили, почему дело Прокопьевой стало знаковым для всех СМИ и в целом общества.
Владимир Познер, тележурналист:
– Я очень рад, что Светлане не дали реальный срок – по нынешним временам это большая победа. Хотя с моей точки зрения она вообще ни в чем не виновата, и поэтому любой обвинительный приговор в ее отношении несправедлив. Но волей-неволей приходится признать, что она очень легко отделалась, потому что все мы помним, какой срок ей затребовало обвинение. И поэтому вроде и радоваться надо, а продолжается чувство несправедливости. И конечно, журналисты с ее делом получили очередной сигнал, что любое высказывание, которое может не понравиться местной власти, даже не федеральной, может закончится приговором. В поддержку Светланы Прокопьевой выступили очень многие известные и уважаемые люди, надеюсь, что это как-то повлияло на сегодняшний приговор.
Лия Ахеджакова, актриса:
– Это очень подлый во всех смыслах приговор. Подлость, низость, дикая жестокость брать с российских граждан, которым часто не хватает на еду и лекарства, такие суммы. Светлана Прокопьева ни в чем не виновна, нужно иметь мозги набекрень, чтобы в ее колонке увидеть оправдание терроризма! Как человек верующий, я очень надеюсь, что Бог их за это накажет.
Дейзи Синделар, исполняющая обязанности президента корпорации Радио Свободная Европа/Радио Свобода:
– Осуждение Светланы означает, что [в России] нет презумпции невиновности, нет защиты журналистов от грубой силы государства. Ее случай напоминает показательные процессы, которые советские власти использовали для наказания критиков. Это атака на свободу слова и на миссию независимой прессы.
Людмила Улицкая, писатель:
– Я считаю, что все люди, которые находятся в этой профессии или около этой профессии, должны понимать это как сигнал закрыть рот. Сигнал подан: кто-то услышит, кто-то не услышит. Я чрезвычайно с большим уважением отношусь к человеку, который берет на себя личную ответственность. Это в данном случае каждый человек решает сам за себя. Я не могу осуждать тех, кто не выступил в защиту ее, потому что у каждого человека есть страх перед жизнью, страх за близких, за детей, за кусок хлеба. Надо сказать, что открывать рот и что-то говорить – это в некоторой степени героизм. Этим людям я желаю всего доброго.
Виктор Шендерович, писатель:
– Признать невиновным в соответствии с законом государство не может, потому что, во-первых, это означает, что надо сажать всех, кто шил это дело, штамповал его, кто мучил Светлану Прокопьеву. Это означает, что можно подавать встречный иск. Они не могут позволить нам почувствовать силу общественного давления. Хотя именно общественное давление и освободило Светлану Прокопьеву. Если бы такие имена по всему миру и России не вступились бы за нее, ее бы посадили ну на три года, но пиаровский ущерб оказался несопоставимым, и они решили не делать биографию Прокопьевой по прецеденту Бродского, решили не делать из нее мученицу. Оправдательного приговора быть не могло, его нет, потому что нет закона. Этот циничный беспредел в наших широтах теперь считается милосердием. Заплати полмиллиона за то, чтобы ты просто работала журналистом. А дальше нам не ждать ничего хорошего, потому что мы живем в авторитарной стране, причем по мере обрушения путинской поддержки, по мере того, как он будет терять популярность, все будет только жестче, потому что с перепуга они будут завинчивать гайки.
Сергей Смирнов, главный редактор "Медиазоны":
– Само дело было сигналом для журналистов, приговор все-таки менее жёсткий, чем ожидали, но в любом случае он обвинительный. Приговор гибридный – с одной стороны, обвинительный за колонку, за слова, с другой стороны, нет запрета на профессию, что очень хорошо, потому что очень большие были риски запрета на профессию. Изъятие ноутбука к чему относится? У журналиста забирают его средство работы. Но мы все очень недовольны самим фактом обвинительного приговора, думаю, Светлана будет бороться дальше за полное оправдание. Мы радуемся не штрафу и обвинительному приговору, а радуемся, что человек на свободе.
Андрей Пивоваров, руководитель "Открытой России":
– Конечно же, мы рады штрафу. Но по всему этому делу, как и в деле Голунова, должно быть полное оправдание с привлечением тех, кто эти дела возбуждал. Мы помним про штраф, но забываем о том, что человек больше года находился под прессингом: у него проходил обыск, были изъяты материалы, фактически Светлана жила в состоянии постоянного прессинга. Это надо не забывать. Вообще, то, что пришло столько людей, мне кажется, повлияло на происходящее, повлияло на приговор, потому что местные власти явно в шоке, они явно этого не ожидали. Но надо дожать до конца и добиться пересмотра дела, закрытия дела, компенсации и привлечь силовиков, которые позволяют себе такой беспредел.
Эмилия Слабунова, "Яблоко":
– Это абсолютно позорный приговор. Он совершенно поперек нашей Конституции, в которой говорится, что гражданину Российской Федерации гарантируется свобода мысли и слова. Мы видим, что гарантируется только скамья подсудимых и приговор, в том случае, если слово или мысль не соответствует тому, что хотелось бы услышать и узнать Путину. Поэтому это не суд – это судилище. Нам приходится в этих условиях радоваться, потому что человек остался на свободе, конечно, будет обжалование, Светлана пойдет до конца. А штраф, я думаю, мы соберем всем миром. Но все это не отменяет позорности этого дела и приговора.
Вадим Жук, режиссер, актер, поэт:
– Молодой человек принципиально заряжен на вольность, на противостояние, на справедливость. Если мы отнимем у юности возможность не думать так, как думает государство, мы уничтожим юность. Не может человек с молодых ногтей быть согласен с мировым порядком, он рожден, чтобы этот порядок изменить. Конечно, Жлобицкий зашел туда, куда заходить нельзя. И поразительно, сколько жадный до чужой несвободы прокурор запросил для молодой женщины, не призывавшей к терроризму, а решившей поразмышлять на этом взрывоопасном материале: почему этот молодой человек пришел к такому уродливому протесту? Я не понимаю, получается, и то, что я теперь говорю, тоже может быть подвергнуто экспертизе, осуждено, может стать вторым, третьим эхом этого дела, потом кто-то еще среагирует – и будет четвертое эхо – где предел? Это запрет на думание – не думай!
Олег Басилашвили, народный артист СССР:
– Когда один известный поэт написал о своей стране "снеговая уродина", это могло быть понято как ненависть к своей стране, но он не был подвергнут репрессиям. Или когда другой поэт написал "Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ", это тоже не было наказано: это мнение поэта, и к нему надо прислушиваться. Я вижу картину – чайника или кастрюли с завинчивающейся крышкой. Если все время завинчивать крышку, кастрюлю разорвет. А если выпускать пар, то вода будет просто кипеть, а кипение воды благотворно влияет на будущее государства. Кипение – это мысль, борьба мнений. И моя речь – это не речь уверенного в себе человека, это раздумье. Так что, меня теперь тоже надо репрессировать? Думать не надо? Нельзя опускаться до уровня стран, которых мы в 1945 году победили.
Елена Чижова, писатель, лауреат премии Русский Букер
– Я часто слышу, что за слова судить нельзя, но есть люди, которые возражают – а как же Холокост? Тех, кто его отрицает, в Германии или во Франции будут судить. Это вопрос, который каждый раз требует отдельного рассмотрения. Но в принципе, разумеется, за слова судить нельзя, есть только отдельные исключения, когда это даже не слова, а агрессивно-подлая жизненная позиция – тех же отрицателей Холокоста. Но в случае со Светланой в ее словах нет не то что оправдания терроризма – там нет даже особой ярости по отношению к тем, кто, по ее словам, доводит молодых людей до таких страшных поступков, как совершенный Жлобицким. Это не слова, а размышления, так что ее судили за свободу мысли, и это ужасно.
"Политический заказчик этого дела – ФСБ"
"Оправдание терроризма" следователи нашли в колонке, которую Прокопьева написала в ноябре 2018 года. В ней она рассуждала о возможных причинах теракта у здания ФСБ в Архангельске, случившегося неделей ранее. Тогда 17-летний местный житель Михаил Жлобицкий попытался пронести в помещение ФСБ взрывное устройство, которое сработало и убило его. В результате теракта три сотрудника ФСБ получили ранения. Светлана предположила, что на поступок молодого человека могла повлиять репрессивная политика правоохранительных органов.
"Все правоохранительные органы действуют схожим образом и, даже если и грызутся между собой, то по отношению к гражданам на редкость единодушны. Наказать. Доказать вину и засудить – вот их единственная задача. Не важна фактическая сторона дела. Не важна мотивация и виновность, то есть умысел. Хватит и малейшей формальной зацепки, чтобы человека затащило в жернова судопроизводства. И если уголовное обвинение доходит до суда, то суд примет обвинительный приговор. По-другому не бывает", – писала в статье Прокопьева. Ее материал вышел в передаче "Минутка Просветления" на радиостанции "Эхо Москвы в Пскове", а текстовая версия – на сайте "Псковской ленты новостей".
На суде представители Роскомнадзора рассказали, что сначала признаки возможного преступления в статье увидела компьютерная программа. "Это электронная программа, мониторит все СМИ по ключевым словам и фразам. Не только экстремизм и терроризм, но и другие. Нарушением было оправдание терроризма в материале "Репрессии для государства". Оно было серьезным, мы создали карточку и направили в управление Роскомнадзора по Псковской области", – сообщила сотрудница псковского филиала ФГУП "Главный радиочастотный центр" Мирослава Степина.
Через несколько дней после заведенной карточки в деле появилась экспертиза сотрудничающего с Роскомнадзором "Главного радиочастотного центра". "Признание логичности, обоснованности террористической деятельности осуществляется в статье посредством утверждений о целесообразности действий террориста в современных условиях политической жизни России, – заявили эксперты надзорного ведомства. – Террористический акт рассматривается как единственное возможное решение для привлечения внимания к проблемам в современной России".
"Эхо Москвы в Пскове" и "Псковская лента новостей" по итогам этого заключения были оштрафованы "за злоупотребление свободой слова". Процесс по административному делу начался в январе 2019 года, и на нем сотрудник Роскомнадзора Эдуард Кожохарь впервые анонсировал и уголовное дело в отношении журналистки. На тот момент она была лишь свидетелем в разбирательствах по фактам публикации на "Эхе" и "ПЛН".
– Фейковый характер и самого дела, и экспертиз по нему был доказан в судебном процессе, – говорит депутат Псковского областного собрания, политик Лев Шлосберг. – Обвинение провалилось, а защита доказала невиновность Прокопьевой. Но у суда есть политический заказчик. Это ФСБ – политическая полиция в нашей стране. Главная их функция – политический сыск. Это их дело. Но в процессе они спрятались за Следственным комитетом, в суде они же стоят за спиной прокурорши, которая показала себя человеком низкого профессионального уровня – все понимают, что она всего лишь рупор. Именно ФСБ сейчас решает, как выйти из этого дела. Они анализируют медийную реакцию на требование шести лет колонии для Светланы, наблюдают за акциями протеста. Очевидно, судьи в полной мере осознают, что это политическое дело, а как показывает практика, наказание в таких случаях существенно зависит от силы общественной реакции. Военный суд политически не способен выносить оправдательный приговор, но вилка санкции статьи оставляет огромное пространство для маневра.
"Каждая деталь казалась подозрительной"
За Светланой пришли утром шестого февраля, когда она, только вернувшись с московской презентации книги "Россия и Украина. Дни затмения", разбирала вещи. В маленькую квартиру журналистки ворвался целый десант: сотрудники СОБРа в масках, бронежилетах и с оружием, оперативники из Центра "Э" и сотрудники Следственного комитета. Обыск длился больше пяти часов, при этом адвоката Татьяну Мартынову к Прокопьевой пустили не сразу. Полицейские изымали все гаджеты, которые видели, но особое подозрение у них вызывали договоры с Радио Свобода, чеки от BBC и программы международных семинаров, на которые ездила Прокопьева.
Уже тогда было понятно, что дело дойдет до суда, раз уж завели. Но само его появление – это абсолютный бред
– Он берет каждую такую бумажку, смотрит на меня и говорит: "А это как можете пояснить?" Каждая деталь становилась для них подозрительной, возможно, что-то там доказывающей, – вспоминает Светлана. – Еще очень неприятное ощущение, когда в твоих вещах роется сотрудник Центра "Э". Я так и не смогла добиться объяснения, что он делает в моей квартире.
Прямо за дверью Прокопьевой в тот момент, невзирая на замечания полицейских и переписывание всевозможных данных, дежурили журналисты и активисты.
– Мы были там, в подъезде – ждали, когда закончится обыск. Все были на стрессе, все нервничали, не могли поверить, что такое происходит в реальности. Мне уже тогда было понятно, что дело дойдет до суда, раз уж завели. Но само его появление – это абсолютный бред, – считает главный редактор газеты "Псковская губерния" Денис Камалягин.
Пока шел обыск, в поддержку Светланы Прокопьевой успели выступить российские и международные правозащитные и общественные организации. Международная неправительственная организация "Репортёры без границ" назвала обыск и допрос Прокопьевой "необоснованным шоу с проявлением силы". "Мы считаем, что преследование Прокопьевой является грубым нарушением свободы прессы. Это преследование не имеет никакого смысла. Мы призываем российские и местные власти отказаться от давления на нее, потому что в ее деятельности нет состава преступления. Она подозревается в поддержке терроризма – из-за комментария, в котором всего лишь выражает свое мнение о произошедшем в Архангельске теракте. Она рассуждает о возможных причинах того, что произошло", – сказал представитель организации Йохан Бир.
Лидер псковского "Яблока" Лев Шлосберг в тот день назвал обыск политическим террором. "Целью этого заказа является покушение на свободу слова и свободу массовой информации в России, то есть основы конституционного строя. Российское государство стало террористом и ведет террор против граждан", – заявил политик.
С комментарием тогда же выступил и президентский Совет по правам человека. Организация сообщила, что направит запросы в прокуратуру и СК.
Мнение общественности, вероятно, сыграло свою роль: после допроса журналистке не стали избирать меру пресечения, а отправили домой, лишив, правда, связи. Правоохранители забрали у нее личный и рабочий телефоны, ноутбуки, диктофон. Последние сделали вещдоками в уголовном деле.
Это не имеет никакого отношения к смыслу закона о противодействии финансированию терроризма
Через полгода после возбуждения дела Прокопьеву официально объявили экстремистом-террористом: внесли в специальный список Росфинмониторига и заблокировали все счета и банковские карты. Она хотела купить для дачи пилу и топор в онлайн-магазине, когда узнала, что ее деньги арестованы. Следователи в ответ на возмущенные слова журналистки о том, что никто ее вину официально еще не установил, заметили, что, с точки зрения закона, все в порядке: 115-й Федеральный закон дает возможность включать в список "экстремистов-террористов" даже подозреваемых.
– Это наказание без вины, нарушение презумпции невиновности. Это не имеет никакого отношения к смыслу закона о противодействии финансированию терроризма, – говорит Светлана. – Блокировка счетов очень осложняет жизнь, потому что я не могу зарабатывать себе пенсию, не могу взять кредит, не могу распоряжаться накоплениями, не могу копить на что-либо, даже за коммуналку нормально заплатить не могу. Иногда приходится пользоваться картами на чужое имя, но это всегда такая серая зона, это ненормальная ситуация.
В сентябре Следственный комитет предъявил Прокопьевой обвинение, к блокировке счетов добавилась подписка о невыезде. В теории следователь мог разрешать журналистке поездки, но на практике она даже по редакционным делам не могла выехать из города.
– Когда меня редакция Радио Свобода позвала в Москву, я написала ходатайство следователю. Он сказал: "Нет, я на этот день запланировал следственные действия". Следователь уполномочен самостоятельно в рамках своей компетенции определять ход следствия! – злилась тогда журналистка.
На протяжении всего расследования и даже суда она не перестает делать свою обычную работу. И среди материалов под ее авторством и редакцией все больше историй о товарищах по несчастью, точнее, по статье 205.2 – об "оправдателях терроризма Жлобицкого", которых в России уже больше десяти.
Теракт как повод для преследования
Несмотря на то что с момента теракта в Архангельске прошло более полутора лет, уголовные дела за комментарии о подрывнике Жлобицком продолжают появляться до сих пор. В начале мая 2020 года омоновцы вместе с ФСБ, полицейскими и сотрудниками Центра "Э" ворвались в дом к 32-летней Людмиле Стеч из Калининграда.
– Было очень страшно. Ведь ни за что пришли! В полиции с порога на меня: "Ты наркоманка, ты барыга, ты продаешь себя, я таких, как ты, вижу насквозь!" А я вся заплаканная, у меня истерика, дикая головная боль. Окно сломали… – рассказывала она сайту Север.Реалии. Ее подозревают в оправдании терроризма за репост сообщения паблика "Народная самооборона" о Михаиле Жлобицком.
В марте за комментарий от 2018 года в паблике "Лентач" пришли к 36-летней жительнице Воронежа Надежде Беловой. За то, что она сразу не признала вину, ее закрыли на ночь в ИВС.
– Мне сказали раздеться догола, все вещи прощупали. Мне сказали снять трусы и присесть пять раз, то есть под видом, что у меня, извините, там есть наркотики. "А теперь только так. Ты теперь подозреваемая по очень страшной уголовной статье", – вспоминает Надежда.
Она считает, что правоохранители заметили ее из-за протестных выступлений. Белова успешно боролась с застройкой больничной парковки, с оптимизацией маршруток. "Я в 19-м году поняла, что я человек и гражданин. Я не терпила, не овощ, я гражданин. Я могу это с абсолютной уверенностью сказать. И мне это придает сил и уверенности. Даже если бы я одна осталась, я – гражданин", – объясняет Надежда. Сейчас она под подпиской о невыезде как обвиняемая по статье 205.2 УК РФ.
В конце 2019 года ФСБ возбудило уголовное дело против 44-летнего дальнобойщика Олега Немцева из Коряжмы. Его "оправдание терроризма" заключалось в комментарии в паблике "Сплетник Коряжмы". Немцев предположил, что действия совершившего суицид 17-летнего Михаила Жлобицкого могли быть связаны с общей ситуацией в стране. По уголовному делу провели две экспертизы. Одна подтвердила, что именно Олег Немцев был автором спорных цитат, другая признала, что он допустил высказывания, направленные на оправдание терроризма. 26 февраля 2020 года Немцеву предъявили обвинение.
Просто поразительно, как цинично ФСБ стала использовать этот повод – теракт в Архангельске – для преследования инакомыслящих
Помимо этих новых дел, есть еще вынесенный приговор петрозаводской "оправдательнице терроризма" Екатерине Мурановой, которой пришлось собирать 350 тысяч рублей на штраф, заплативший 300 000 рублей по той же статье анархист Вячеслав Лукичев, дело против 59-летней жительницы Челябинска эко-активистки Галины Гориной за репост новости о теракте, дело 52-летней активистки КПРФ Надежды Ромасенко из Вытегры (Вологодская область) за якобы одобрительный комментарий под постом о Жлобицком, есть приговоренный к году колонии за твит об архангельском подрывнике 22-летний житель Тольятти Александр Довыденков. Есть житель Сочи Александр Соколов, получивший два с половиной года колонии общего режима за шесть комментариев в соцсети к новости о взрыве в приемной ФСБ, и другие.
– Просто поразительно, как цинично ФСБ стала использовать этот повод – теракт в Архангельске – для преследования инакомыслящих. Пострадали трое их сотрудников, но про их судьбу мы ничего не знаем, и даже выразить им сочувствие должным образом не можем – кому? Зато все, кто по поводу взрыва раскритиковал работу ФСБ, работу других правоохранительных органов, совершенно очевидным образом указывая, что репрессивная политика всегда приводит к радикализации протеста, все эти люди получили по уголовному делу. Как правило, это совершенно обычные люди, но критично настроенные в отношении власти, потому что видят и критикуют недостатки вокруг. И вот, появился повод их приструнить, – рассуждает Светлана Прокопьева.
В деле Прокопьевой семь лингвистических экспертиз. На одну из них, под авторством знаменитой Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам, Светлана собирала деньги с помощью краудфандинга. Начальник научно-методического отдела ГЛЭДИС Игорь Жарков, профессор кафедры русской словесности и межкультурной коммуникации Гос. ИРЯ им. Пушкина Александр Мамонтов, профессор кафедры массовых коммуникаций РУДН Галина Трофимова не обнаружили в тексте Прокопьевой оправдание терроризма. К таким же выводам пришли и доцент кафедры истории русского языка и сравнительного славянского языкознания Института филологии и журналистики НГУ им. Н. И. Лобачевского Елизавета Колтунова и психолог, доцент кафедры общей и социальной психологии НГУ Сергей Давыдов.
Последняя экспертиза по делу проводилась в феврале 2020 года. Следователь назначил ее после того, как прокурор области вернул дело для дополнительной проверки. Следователь решил направить текст на исследование подальше от Пскова. Экспертиза была поручена кандидату психологических наук и директору центра психологического сопровождения "Консорциум" в Абакане Ольге Якоцуц (кандидат от партии "Единая Россия" на выборах в 2009 году и кандидат от партии "Патриоты России" в 2018 году) и кандидату психологических наук, преподавателю кафедры русского языка и литературы Хакасского государственного университета Юлии Байковой.
Уладить противоречия, впрочем, не удалось. В суде адвокат "Агоры" Виталий Черкасов рассказал, что назначенная следствием экспертиза Якоцуц и Байковой фактически оказалась подложной. В материалах дела говорилось, что ее провели в Хакасском государственном университете: там фигурируют бланки с юридическими данными Хакасского государственного университета, но без оттисков печати учебного заведения. Черкасов обратился в университет с запросом и получил ответ, что ни один из их штатных сотрудников не проводил экспертизу по делу Прокопьевой, а представленные в материалах бланки университета не являются официальными и содержат ошибки: неверно указаны учредитель университета, название заведения и название его подразделения.
Мне экспертизы обвинения кажутся необоснованными и неполными. Там больше отсебятины, чем реального анализа
И Прокопьева, и ее защита уверены, что привлеченные следствием ученые из Хакасии не обладают достаточными компетенциями для проведения таких ответственных исследований, в том числе и потому, что эксперт Якоцуц по специальности – детский школьный психолог, а филолог Байкова изучала творчество Евтушенко, что может свидетельствовать о ее опыте литературоведа, но не лингвиста.
Прокопьева считает, что после допросов авторов исследований в суде, все слушатели убедились, что выводы полученных обвинением экспертиз не объективны: "Невооруженным глазом видно, когда заявление экспертов не опираются на исходный текст".
– Мне экспертизы обвинения кажутся необоснованными и неполными. Там больше отсебятины, чем реального анализа. Экспертизу Якоцуц вообще незачем комментировать – она подложная, выполнена на чужом бланке людьми без должных профессиональных компетенций, – комментирует Прокопьева.
Она признается, что еще больше шести лет лишения свободы, которые запросила для нее прокурор Наталья Мелещеня, испугалась второй части возможного наказания – запрета заниматься журналистикой долгих четыре года.
У прокурора, наверное, есть дети, внуки – разве она не хочет, чтобы они жили в хорошей, доброй, справедливой России?
– Другой профессии у меня нет и не будет. Прокурор, наверно, хочет, чтобы я просто с голоду умерла после колонии. Мне безумно грустно смотреть, во что превращается моя страна, во что в ней превращается право. Я понимаю, что я трачу свою жизнь на борьбу с ветряными мельницами, когда раз за разом напоминаю про свободу слова и другие гражданские права. Но разве только мне это надо? У прокурора, наверное, есть дети, внуки – разве она не хочет, чтобы они жили в хорошей, доброй, справедливой России? – спрашивает Светлана. – Разве им не нужна страна, где можно доказать в суде свою невиновность, где правоохранительные органы не преследуют, а защищают людей? Разве им не нужна свобода?
