Самоподрыв 17-летнего Михаила Жлобицкого у здания архангельского ФСБ обернулся серией уголовных дел для тех, кто потом поделился своим личным мнением о случившемся. По крайней мере шесть человек проходят по уголовным делам по статье "Оправдание терроризма". Пятеро подозреваемых из шести – Екатерина Муранова, Вячеслав Лукичёв, Надежда Ромасенко, Павел Зломнов и Светлана Прокопьева – живут в Северо-Западном федеральном округе, шестой, Александр Соколов – в Южном.
Со взорвавшим себя у здания архангельского ФСБ Михаилом Жлобицким была знакома только 27-летняя Екатерина Муранова из карельского города Медвежьегорск. После трагедии она написала на стене памяти Жлобицкого в соцсети "ВКонтакте" комментарий о том, что, по её мнению, молодой человек – герой, отдавший жизнь за свои идеи.
20 марта 2019 года в квартиру родителей Мурановой, в которой она жила с маленьким ребенком, пришли с обыском полицейские в масках, изъяли электронные устройства и увезли Екатерину на допрос. "Они держали меня четыре часа в закрытом кабинете. То есть ко мне никто не приходил. Я одна там сидела, – рассказывала Муранова. – Нагнетали атмосферу до такой степени, что я даже расплакалась". Муранову внесли в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга, заблокировали ей банковские счета, из-за чего она теперь не может устроиться на работу, и не сообщают о том, когда состоится суд.
52-летнюю активистку КПРФ Надежду Ромасенко представители правоохранительных органов привлекли за найденное на её стене в социальной сети перепечатанное последнее сообщение Жлобицкого с комментарием: "Молодец". Тот пост она удалила и утверждает: я не знаю, как пост вообще появился. Ромасенко уверяет, что не публиковала текста Жлобицкого, а просто прокомментировала выплывшую в ленте новость. Во время обыска Ромасенко сама искала понятых, а на допросе, боясь пыток, просила не закрывать дверь, "чтобы были слышны крики". Сейчас она ждет конца следствия и больше всего волнуется за сохранность музыки на изъятом у неё ноутбуке.
Петербуржец Павел Зломнов с января 2018 года содержался в СИЗО по делу о хранении оружия. 31 января 2019 года ему предъявили обвинение в оправдании терроризма. Пятеро сокамерников дали показания о том, что Зломнов якобы в стихотворной форме одобрительно прокомментировал телевизионный сюжет о взрыве на крыльце отделения ФСБ в Архангельске. Адвокаты Зломнова заявили, что их подзащитный "никогда ничего такого не высказывал", и назвали происходящее "подлой инсинуацией".
24-летний анархист, антифашист и экозащитник Вячеслав Лукичёв из Калининграда уже осужден за пост в телеграм-канале. Активист разместил там найденную в соцсетях статью об архангельском подрывнике Жлобицком, в которой тот назывался "героем". В марте 2019 года суд приговорил Лукичёва к штрафу в 300 000 рублей, до этого молодой человек четыре с половиной месяца пробыл в СИЗО.
"Сама статья мне показалась антитеррористической, профилактической по сути. Я ее разместил без каких-либо своих комментариев, – объяснял Вячеслав корреспонденту Радио Свобода. – Михаил должен был подумать, что его поступок будет иметь репрессивные последствия для других членов анархистского движения".
О деле Александра Соколова из Сочи известно мало. В августе 2019 года он получил 2,5 года колонии общего режима за шесть текстовых комментариев в соцсети к новости о террористическом акте в здании УФСБ России по Архангельской области о Жлобицком. Лингвистическое исследование подтвердило, что в текстах имеются высказывания, оправдывающие терроризм.
Защищающий интересы Светланы Прокопьевой адвокат "Агоры" Виталий Черкасов считает, что Северо-Запад стал лидером по числу "оправдателей терроризма" из-за установки на "зачистку" округа.
Если правоохранительным органам легко рубить палки, они будут работать, пока не услышат окрик
– Информация из социальных сетей стала наиболее чувствительной для сотрудников ФСБ с Северо-Запада, потому что ЧП произошло в Архангельске, и, скорее всего, была дала команда "зачистить территорию". У нас всегда, когда происходит трагедия, дается команда проверять все, как, например, с пожарами в лагерях. И после архангельского теракта сотрудники ФСБ стали проверять-"зачищать" Северо-Запад, выявили некоторое количество людей и привлекли к ответственности, – предполагает Черкасов. Он считает, что работа силовиков строится по принципу компанейщины: что сегодня актуально, за то и привлекают.
– Будет сверху дана команда умерить пыл в этом направлении (оправдание терроризма. – СР), послушаются. Но пока это в тренде и помогает повысить показатели раскрываемости преступлений. Мы же знаем, что, если правоохранительным органам легко рубить палки в одном направлении, они будут работать, пока не услышат окрик, – убежден Виталий Черкасов.
"Бой интеллекта с продажностью и беспринципностью"
Текстовую версию и аудиозапись авторской программы "Минутка просветления" журналиста Светланы Прокопьевой анализировал уже десяток экспертов. Исследования идут в рамках административных исков к Роскомнадзору радиостанции "Эхо Москвы в Пскове" и портала "Псковская лента новостей", где материал вышел в свет, и уголовного дела в отношении самой журналистки. Это дело ещё находится в стадии расследования, а решение по искам СМИ, которые были поданы 12 февраля, Псковский городской суд принял только 30 августа. Обе редакции доказывали, что вынесенные Роскомнадзором предупреждения неправомочны. Оспорить предупреждения было важно, чтобы в случае повторного предупреждения в течение 12 месяцев не поставить средство массовой информации под риск быть закрытым через суд.
На решающее заседание 30 августа Светлана Прокопьева пришла в черной футболке, на которой на 13 языках было написано "Мы не замолчим". У входа в суд журналистку остановили коллеги и устроили фотосессию в её поддержку.
"Это будет фантастическая битва интеллектов, друзья мои. Точнее, бой интеллекта с продажностью и беспринципностью", – анонсировала Прокопьева накануне в Facebook.
Первыми в бой пошли казаки. Известный в Пскове своей непримиримой борьбой с либеральной оппозицией атаман Северо-западного псковского регионального казачьего отдела Игорь Иванов прислал в региональное отделение Роскомнадзора сделанную по его заказу экспертизу колонки Прокопьевой. Три листа текста с доказательствами "оправдания терроризма", согласно сопроводительным документам, обошлись атаману в 25 тысяч рублей. Представитель Управления Роскомнадзора по Псковской области попросила приобщить письмо казака к делу с формулировкой "по просьбе руководства".
– Почему мы должны приобщать? – удивилась судья Эльвира Кузнецова и, спросив мнение сторон, отказала надзорному ведомству.
Вызванные на заседание авторы судебной экспертизы выступали по видеосвязи из Хамовнического суда Москвы. Экспертизу судья Кузнецова назначила, когда в деле сошлись два других исследования с противоположными выводами: специалисты подведомственного Роскомнадзору ФГУП "Главный радиочастотный центр" нашли в тексте Прокопьевой оправдание терроризма, а доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики Новгородского государственного университета Татьяна Шмелева такового не обнаружила. Новых экспертов судья отыскала сама в Московском государственном лингвистическом университете.
Кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой Русского языка и теории словесности Вячеслав Белоусов и кандидат наук, доцент кафедры русского языка и теории словесности Алла Руденко в своем заключении заявили: "В представленном материале "Репрессии для государства" содержатся высказывания, которым имплицитно присуще преднамеренное коммуникативное намерение оправдание терроризма. То есть подтекстовая информация, извлекаемая из содержательно-фактуальной информации благодаря способности языковых единиц порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также ввиду способности этих единиц приращивать смыслы". Их выводы раскритиковал в своей рецензии академик РАЕН, доктор филологических наук, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам Михаил Горбаневский. "Работа Белоусова и Руденко ненаучна и не может быть надлежащим доказательством по делу", – написал он.
Главная претензия Горбаневского к работе Белоусова и Руденко заключалась в том, что они анализировали не авторский текст, а произвольно скомпилированные из него высказывания.
– Вы ссылаетесь на высказывания, которые составлены из фраз, взятых из разных частей текста? Где они есть в тексте Прокопьевой в таком виде? В каком абзаце? – спрашивала сотрудников МГЛУ представитель истцов юрист Ольга Арикайнен.
– Никто ещё не ставил под сомнения мои выводы, у меня большой опыт научной деятельности, – сердился кандидат наук Вячеслав Белоусов. – Мы ничего не выдергивали из текста, все цитаты там были.
– Как эти выражения, которые я как автор не узнаю, оказались в вашем заключении? Вы их вставляли откуда-то? Вам кто-то продиктовал их? – пыталась разобраться Светлана Прокопьева.
В суд в качестве специалиста была приглашена кандидат филологических наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ Елена Кара-Мурза, которая заметила: то, что в заключении экспертов МГЛУ называется высказыванием, таковым не является.
– Происходит конструирование, которое как будто отвечает на проблему. Но такое конструирование и сам сконструированный объект выводят его за рамки исследования. В этой части эксперты МГЛУ провели работу с нарушением общих правил судебной экспертизы, – говорила Елена Кара-Мурза.
Вячеслав Белоусов в ответ заявил, что перед ним не стояла задача делать развернутый анализ текста:
– Мы не писали эпопею "Война и мир".
Елена Кара-Мурза напомнила, что оправдание терроризма предполагает речевой акт публичного заявления, открытую декларацию "о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании", а в тексте Прокопьевой есть критический анализ сложившейся ситуации, попытка проанализировать её и критика государства, которое допустило возникновение такой ситуации.
Талантливый, вероятно, журналист Прокопьева понимает, что такие вещи нельзя говорить
– Лингвистических признаков оправдания терроризма здесь нет. Наоборот, в тексте есть показатели того, что автор видит тупиковым тот путь, который выбрал архангельский подросток. И даже концовка текста говорит о том, что Прокопьева не хочет, чтобы подобные случаи повторялись. Террор для автора неоправдываем, – доказывала доцент МГУ.
– Коллеги, занимающиеся лингвистикой, хорошо знают такое выражение как "читать между строк" и "увидеть больше, чем написано", – отвечал Вячеслав Белоусов. – Нас спрашивали, содержится ли в тексте семантический элемент понятия "терроризм" как насилия и устрашения, а также положительная его оценка со стороны автора. Мы ответили на этот вопрос отрицательно. Талантливый, вероятно, журналист Прокопьева понимает, что такие вещи нельзя говорить. Но специальные языковые средства, которые выявляем мы, лингвисты, показывают, что, на самом деле в материале имплицитно, не напрямую, неявно, оправдание совершенного подростком деяния присутствует. Это выражается лексикой: "безжалостное государство, репрессивное государство", "путинская Россия", "пытки", "наказания", "запреты".
– А если бы я писала про пенсионную реформу или про то, как силовики лупят людей на митингах и использовала бы те же фразы про "репрессивное государство", "ответочку" и "прессует", этот текст тоже был бы оправданием терроризма? – задала ему вопрос Прокопьева.
Представители СМИ потребовали у судьи Кузнецовой исключить экспертизу Белоусова и Руденко из материалов дела как недопустимое доказательство. Судья отказалась, но по требованию истцов приобщила еще одну экспертизу, которая сделана в Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам по запросу адвокатов Прокопьевой и уже приобщена к материалам уголовного дела. Эксперты ГЛЭДИС оправдания терроризма в тексте журналистки не нашли.
"Как его в 17 лет это касается?"
Прения сторон в этом гражданском процессе свелись к диалогу судьи Эльвиры Кузнецовой и заинтересованного лица Светланы Прокопьевой.
– Какие репрессивные действия были применены к архангельскому подростку? Вы говорили, что архангельский подросток видел от власти несправедливость и наказания. Что было применено к нему лично? – спрашивала судья.
– Человек, который болеет душой за страну и за общество, примеряет на себя все то, что видит в окружающей реальности. Он мог разделять боль тех, кто подвергался репрессиям со стороны государства. Скорее всего, он хотел исправить нашу правовую систему, чтобы люди могли свободно выходить улицы митинговать и стоять с одиночными пикетами, а их потом не штрафовали бы по 20.2 КоАП РФ.
Жлобицкий – представитель поколения, которое понимает, что на митинге могут побить дубинками
– Как его в 17 лет это касалось? – удивлялась судья.
– Ему жить в этой стране. Он представитель поколения, которое понимает, что на митинге могут побить дубинками, потому что какой-то генерал дал команду Росгвардии всех жестко задержать. Вы видели, что происходит сейчас на митингах в Москве?
Судья не ответила.
– Права человека нарушаются государством в нашей стране, – продолжала Прокопьева.
– Какие? – поинтересовалась судья.
– В первую очередь гражданские. Да и имущественные тоже – мое право на имущество нарушено, мои вещи конфисковали во время обыска, мои счета заблокированы, хотя вина не доказана. Наше государство репрессивно, наши суды несправедливы, их решения необоснованны. Мы не можем руководствоваться в жизни простым здравым смыслом. Как можно мой текст посчитать оправданием терроризма, когда это в чистом виде критика государства?! – настаивала Прокопьева.
– А в связи с чем этот гражданин (имеется в виду Михаил Жлобицкий. – СР) пошёл на такой шаг? – снова спрашивала судья
Вы открываете интернет, и на вас обрушивается поток несправедливости, с которым невозможно справиться вообще
– Думаю, это острая подростковая реакция на несправедливость. Дело "Нового величия", например, которое сейчас дошло до суда. И там главный свидетель отказался от показаний, говоря о том, что их выбили у него. А по этому делу сидят молодые люди. Это у нас на глазах происходит. Вы открываете интернет, и на вас обрушивается поток несправедливости, с которым невозможно справиться вообще. Это невозможно переварить. Твоих знакомых бьют на митингах, твоих кандидатов снимают с выборов. Страшно, что в демократическом обществе происходят такие трагедии, как случай в Архангельске. Это каким отчаянием должен был руководствоваться человек, чтобы пойти и взорвать себя? Я пыталась реконструировать мотивы такого человека. У меня не было намерения оправдывать терроризм и даже рассуждать о нём. Я критиковала государство, и оно хочет мне отомстить за это.
"Команда сворачивать дело не дана"
Судья Кузнецова отказала "Эху Москвы в Пскове" и порталу "Псковская лента новостей" в удовлетворении иска.
– Вот такое решение, к сожалению, – пояснила она.
После изготовления решения в письменном виде у редакций будет десять дней для того, чтобы подать апелляцию. И этим правом истцы намерены воспользоваться.
Прокопьева возмущена тем, как нанятые судом эксперты Белоусов и Руденко работали с ее материалом.
– Закон о судебной экспертизе и все рекомендованные методики, которые лингвисты пишут как научные работы, придуманы для того, чтобы ненароком не нарушить права человека, – напоминает она. – Научный подход предполагает, что выводы эксперта будут достоверны, обоснованны и проверяемы. В суде мы увидели другую историю. Белоусов и Руденко взяли мой текст и, в соответствии со своими представлениями о том, что такое хорошо, что такое плохо, начали его разбирать. Если Белоусов, анализируя мой текст, опирался не на методики Минюста, а на весь багаж знаний, который у него за 40 лет работы скопился, слежался в какой-то компост, то и выводы получаются соответствующие – произвольные. Вячеслав Николаевич и Алла Константиновна забыли, что на кону, вообще-то, человеческая жизнь. Мне грозит реальное уголовное наказание – на основе чего? На основе того, что кому-то что-то приглючилось в моем тексте. Сначала прапорщикам из Роскомнадзора, теперь филологам из МГЛУ, – говорит Светлана Прокопьева.
Теперь, считает журналистка, следователям по ее уголовному делу будет "морально проще" предъявить ей обвинение.
– Когда мы начали работать, собрали доказательства, было понимание того, что на каком-то этапе, на стадии предварительного разбирательства, будет поставлена точка. Но сейчас я по настроению следователя вижу, что, скорее всего, команда сворачивать дело ему не дана. Хотя мы знаем, как самые разные, имеющие вес люди и организации, вступались за Светлану Прокопьеву. Но сейчас есть ощущение, что общественная защита не срабатывает, дана команда не мытьем, так катанием завершить дело так, как они рассчитывали. А я по-прежнему считаю, что нет преступного деяния, есть реализация права на свободу слова, – прокомментировал перспективы уголовного дела Прокопьевой адвокат Виталий Черкасов.
