В Калининграде 22 июня прошел очередной митинг в поддержку издателя газеты "Новые колёса" Игоря Рудникова и против политических репрессий. Он был особенным: на протесте впервые мог присутствовать и сам Рудников, освобожденный за несколько дней до этого из-под стражи в зале суда. Обвинение в вымогательстве, по которому прокуратура просила для журналиста десять лет строгого режима, по сути, рассыпалось и было переквалифицировано на более мягкую статью.
На митинге Рудникова встретили аплодисментами. Журналист лично поблагодарил каждого, кто его поддерживал и защищал на протяжении 19 месяцев, пока он сидел в СИЗО. Издатель "Новых колес" рассказал Радио Свобода, что в ближайшее время планирует подать на апелляцию, "несмотря на столь мягкий приговор судьи":
– Я могу претендовать на возмещение ущерба, причинённого мне государством.
– Как можно вернуть полтора года, проведенных в тюрьме?
– Правовым путём, через суд. Я понимаю, решение переквалифицировать дело – это некий компромисс, некая золотая середина, которая позволяет отчасти сохранить лицо обвинения. Очевидно, будет апелляционная инстанция, потому что вряд ли согласится с таким вердиктом Генеральная прокуратура и тем более Следственный комитет, его будут обжаловать. Поэтому процедура затянется минимум на 2,5 месяца. В настоящий момент я нахожусь под подпиской о невыезде, я не могу получить своё имущество, технику, деньги, в конце концов. Всё было арестовано.
– Так суд же постановил всё вернуть?
Судья Ковалёва, которая рассматривала моё дело о вымогательстве, полугодом ранее рассматривала дело человека, который пытался меня убить
– Да, но с момента вступления приговора в законную силу. Если апелляции не будет, то это состоится 27 июня, а если будет апелляция, то это будет в сентябре. Вот этот период нужно как-то прожить, я не хочу терять времени. Моя цель – все-таки добиться уголовного расследования о покушении на моё убийство (17 марта 2016 года в центре Калининграда Рудников получил три ножевых ранения. – РС). И самое главное, мне сейчас надо добиться, чтобы признали мою полную невиновность. Это ужасное дело сильно ударило по мне, по редакции, по моим близким, коллегам. Но в рамках этого дела материалов хватит на то, чтобы начать полномасштабную проверку самого Виктора Леденёва (генерал калининградского Следственного комитета, у которого Рудников якобы вымогал деньги. – РС).
– За эти полтора года дело о покушении на убийство вообще не расследовалось?
– Я, находясь в тюрьме, писал требования о том, чтобы дело продолжалось расследоваться, его перевели из управления, которым руководит Леденёв, в Санкт-Петербургское управление Следственного комитета. Приезжали следователи, допрашивали меня в Лефортово. Были приобщены к материалам дела важные вещественные доказательства. Второй нападавший на меня, Васюк, сейчас находится в колонии в Архангельске, отбывает наказание за два убийства, но до этого находился в Крестах, мы чуть-чуть разминулись. Я поговорил с его сокамерниками, они мне подробно про него рассказали. В течение 4,5 месяцев находясь в Крестах я проводил расследование. Ещё одна ирония судьбы: судья Ковалёва, которая рассматривала моё дело о вымогательстве, полугодом ранее рассматривала уголовное дело в отношении Васюка, человека, который пытался меня убить.
– Почему дело рассматривалось в Санкт-Петербурге?
– Не знаю, как будто речь идет о громадном ущербе государству. Нас фактически поставили на один уровень с делом ЮКОСа. Здесь же частная ситуация, по масштабам России, история мелкого коррупционера генерала Леденёва, но наделённого большими властными полномочиями.
"Это пример преданности профессии"
– Продолжит ли существовать газета "Новые колёса"?
– Я думаю, в каком формате продолжать работу, потому что мир не стоит на месте. Думаю, нам надо увеличивать количество площадок, мы уйдем в мессенджеры, которые нельзя будет блокировать. Ну и сам сайт претерпит изменения. Я понимаю, что нам нужно продолжать свою работу, я это вижу по откликам читателей.
– А печатной версии больше не будет?
– Выпустим один или два тиража. Прощальных, в том числе, напишем, где нас искать.
– Сколько человек осталось в редакции?
– Вся существует. Уехал только один человек, через год после моего ареста эмигрировал в Канаду веб-дизайнер вместе с двумя детьми, потому что была полная безысходность. Он предпринял те шаги, в защиту своей семьи, которые он должен был предпринять в этой ситуации. Я его понимаю. В редакции было 15 человек, они все на месте и все готовы работать.
– Как существовала редакция, пока вы были в СИЗО?
– Я считаю, это фантастика, это пример преданности профессии, человеческого мужества, они выстояли пять месяцев после моего ареста и продолжали выпускать печатную версию газеты "Новые колёса" до тех пор, пока ФСБ просто не стала изымать номера газет из киосков, пока не пришли в типографию и под угрозами не заставили руководство типографии отказать нам в печати.
– После вашего ареста, интерес к газете у читателей вырос?
Правительство с помощью судебных исков решило просто раздавить газету
– Да, резко выросли тиражи. Мы публиковали все факты, которые нам были известны, и называли вещи своими именами, без оглядки. Сегодня формально не существует цензуры, но цензура де-факто существует, начиная от Роскомнадзора, ФСБ, прокуратуры, судов и заканчивая внутренней цензурой редакции, потому что выпущен целый блок законов, по которым за любое слово журналиста и издание можно привлечь к административно-уголовной ответственности.
– Сколько раз за существование "Новых колёс" на издание подавали в суд?
– Сотни раз. За эти полтора года мои сотрудники отбили атаку правительства области, чем я горжусь. Правительство с помощью судебных исков решило просто раздавить газету. Была инициирована серия судебных исков, и из семи исков мы отбили все, кроме одного. Но мы подали встречные иски, этих денег, которые нам должны вернуть по ним, с лихвой хватит закрыть сумму по одному иску. Там штрафы были от полумиллиона, до нескольких миллионов по каждому иску. Если ФСБ действует силой, то правительство пошло по пути информационной атаки. В этой ситуации "Новые колёса" добились права публиковать то, что они считают нужным.
– Пока вас не было, за счёт чего существовала газета?
– От нас не убежали рекламодатели, за что я им очень благодарен. Пока существовала газета, рекламодатели обеспечили возможность существовать журналистам. Все мои средства и даже средства моей мамы были арестованы, и я даже из своего кармана не мог помочь газете. После того, как печатную версию газеты закрыли, мы ушли на краудфандинговую платформу. Каждый желающий, прочитав публикацию, мог перечислить некоторую сумму редакции. У газеты очень много друзей, и нам оказывали финансовую поддержку, мы планируем такой принцип оставить и в дальнейшем.
"В тюрьме ты никто"
– Ваше освобождение вы связываете с эффектом Голунова или с тем, что такие высокопоставленные лица, как бывший замполпреда президента в СЗФО Александр Дацышин (еще один фигурант дела о вымогательстве, бизнесмен, бывший посредником в конфликте Рудникова и Леденева. – РС), просто по определению не могут сидеть в тюрьме?
Эта была не правовая сделка, но он пытался сохранить свою жизнь
– Начну с Дацышина. Такое мнение существовало у многих людей, и прежде всего, так думал он сам. Но когда он оказался под домашним арестом, то запереживал. Он вообще должен был оказаться в тюрьме, и никто бы не посмотрел на его титулы, регалии и статус, ни на то, что он "назначал" всех судей и силовиков, ни на то, что он миллиардер.
Он в суде объяснил, почему он не оказался под арестом. После того как к нему пришли сотрудники ФСБ, провели у него дома обыск, отвезли его в изолятор временного содержания, он провел там ночь в достаточно ужасных условиях. На следующий день начальник управления ФСБ предложил ему либо свидетельствовать против меня и пойти под домашний арест в свой дом в Светлогорске на берегу моря и "через месяц вы пойдете в статусе свидетеля", либо "вы отказываетесь признавать свою вину и отправляетесь в СИЗО и будете сидеть там долго-долго". Эта была не правовая сделка, но он пытался сохранить свою жизнь, так как понимал, что в тюрьме ты никто и твоя жизнь ничего не стоит. А по итогу он свидетелем не стал, его обманули. Ему и не поменяли меру пресечения, а он настаивал на подписке о невыезде и даже предлагал залог в 10 млн рублей. Но продолжал жить надеждами.
У меня история продлилась полтора года, у Голунова, к счастью, лишь десять дней
Теперь о том, что сыграло свою роль – на мой взгляд, это то, что я защищался. Я за это время написал около трехсот жалоб. Не просто спасите-сохраните-пощадите. А обращение с доказательствами во все инстанции, начиная от президента, генпрокурора, директора ФСБ до правозащитных организаций. Меня много кто поддерживал и включился в борьбу. Это и калининградские, российские, иностранные журналисты, и общественники, и политики, и правозащитники, и юристы, и читатели нашей газеты. Эта была колоссальная кампания с участием лучших представителей своей профессии.
Но у меня история продлилась полтора года, у Голунова, к счастью, лишь десять дней. Конечно, благодаря резонансу и тому, что он москвич. Его ведь коллеги тоже работали и помогали освещать дело. Ведь планировалось по-тихому сработать, но не вышло. Они даже головой не думали, действовали по принципу "сила есть, ума не надо".
– Какое у вас сложилось впечатление о суде в Петербурге?
– У нас у всех вполне обоснованно сформировалось представление о российском правосудии, что эта структура, ставшая подразделением силового блока, которая выполняет не судебные, а карательные функции. Я это видел в Басманном суде – глухая стена. Никакие доводы не слушали, зато на веру принимали самые абсурдные заявления следователей и прокуроров. А в Санкт-Петербурге судья повела процесс так, как это и должно всегда происходить. У нас появилась состязательная составляющая. То есть когда говорит не только обвинение, но и подсудимые. Во время следствия, во время очной ставки нам не позволили задать ни один вопрос. А на суде я задавал вопросы Леденёву. Он сначала не хотел отвечать, но судья заставила, что приводило генерала в ярость.
"Журналистика и есть общественная деятельность"
– Была ли у вас грин-карта, из-за которой вас лишили депутатского мандата, пока вы были под следствием?
Я поклялся, что, если я выйду, я сделаю всё, чтобы мой сын был в безопасности
– Во-первых, я пять раз переизбирался по своему округу, 21 год честно работал. Я не очень понимаю, почему грин-карта может помешать работе депутата. Я шел в облдуму как общественник. Последние десять лет я вообще чувствовал себя одиночкой. Кроме пары человек никого не осталось, кто бы действительно работал, а не штамповал законы, которые угодны власти. Моя миссия заключалась в решении частных проблем: выбить лекарства, поддержать стариков, детей, отстоять чей-то двор, сады от рейдерского захвата, спасти человека от уголовного преследования. Во-вторых, когда в 2006 году меня засадили по надуманному делу, что я якобы избил 26 омоновцев, я получил письмо от своего сына-первоклассника. Мне было тяжело, когда он по-детски писал, что в школе его спрашивают: что, папа в тюрьме? Я поклялся, что, если я выйду, я сделаю всё, чтобы мой сын был в безопасности. С четырёх лет сын играл в хоккей и когда его пригласили в американскую команду, он в 13 лет уехал в США. Там есть будущее у него. Что бы здесь с ним произошло? Его бы стали использовать как разменную монету и шантажировали бы меня его будущим. Подложили бы ему наркотики, таких историй в России достаточно. Власть не церемонится и не выбирает средства, когда пытается достигнуть своей цели.
– То есть грин-карта вам была нужна, чтобы ездить к сыну?
– Именно.
– Вы знаете, что практически никто не верил в ваше освобождение?
Я, безусловно, не прекращу заниматься общественной деятельностью, я ей всю жизнь занимался
– Я сам не верил. Я надеялся на то, что будет обжалование неправосудного приговора и предстоит борьба от нескольких месяцев до нескольких лет. Но был уверен, что сумеем доказать свою правоту.
– Вы дальше не планируете переизбираться в думу или заняться общественной деятельностью?
– Это вопрос открытый, я, безусловно, не прекращу заниматься общественной деятельностью, я ей всю жизнь занимался, ведь журналистика и есть общественная деятельность. Вопрос только, в каком формате. Может, буду участвовать в деятельности какой-либо правозащитной организации, – сказал Игорь Рудников в интервью Радио Свобода.
